Западня. Шельф
Шрифт:
Лиза проснулась, как от толчка. Во сне Никита пытался объяснить ей что-то про отца, что-то очень важное, но настолько страшное, что Лиза не могла этого выдержать. Чтобы не слышать его, она зажала уши руками, и тогда Никита схватил ее за локти, стремясь силой убрать руки от головы. У него были неподвижные глаза, а изо рта воняло, как из сломанного холодильника. «Ты должна меня послушать», — сказал он, но Лиза изо всех сил оттолкнула его обеими руками. Никита упал, запутавшись в ветвях стланика; к волосам, склеенным смолой в серый колтун, прилипла хвоя. Гнилая черная ветка придавила ему горло, он захрипел, и Лиза вдруг поняла, что это не ветка, а кусок резиновой ленты, сорванной с «гигантских шагов»... Никита забился и замер, вытянувшись в ветвях. Лиза бросилась его тормошить, но Никита не шевелился, и она поняла, что он умер. Она попятилась; слезы подступили к глазам; и тогда Никита открыл блестящие, как новые монетки, глаза и сказал: «Все из-за тебя».
— Неправда! — крикнула Лиза и села на кровати.
Сердце билось, как сумасшедшее, свитер промок от пота, и Лизу охватил озноб. В комнате было темно и пусто; за заснеженным окном в черноте по-прежнему выл буран. Особенно сильный порыв ветра грохнул об стену. Лиза вздрогнула и тихо всхлипнула от страха. Ей показалось, что она одна во всем доме: все уехали в город, а ее забыли... или оставили нарочно, за то, что она так плохо себя вела. Или ни за что, просто так, потому что она никому не нужна... Едва дыша, Лиза сползла с кровати. Ей хотелось закричать, звать отца, маму, Нину, хоть кого-нибудь, но от ужаса она не могла издать ни звука.
Наощупь натянув сапожки, Лиза выглянула в безлюдный коридор. У входа по-прежнему висела груда одежды; Лиза узнала пуховик Нины, отцовскую куртку, и страх отступил. Никто никуда не уехал, это глупость — думать, что ее могли оставить одну. Где-то шипела сковорода. Потянув носом, Лиза учуяла запах разогретой тушенки и двинулась к кухне, стараясь ступать как можно тише. За одной из дверей кто-то громко всхрапнул, и Лиза вздрогнула от неожиданности.
У плиты колдовал длинноволосый. Увидев его, Лиза застыла, не зная, войти ей или сбежать. Она уже хотела тихо исчезнуть, когда длинноволосый оглянулся и кивнул.
— Заходи, не стесняйся, — сказал он. Лиза неуверенно подошла к столу и присела на краешек табуретки. Газета на столе вся была в крошках и пятнах от кружек, по заголовку — «Черноводский нефтяник» — расплывалось большое коричневое пятно: видимо, кто-то пролил чай. Очертания пятна напоминали динозавра с тяжелыми челюстями — или нефтяную качалку.
— А где все? — робко спросила Лиза.
— Разбрелись по комнатам и спят. Час ночи все-таки.
— А вы, почему не спите?
— А я сова.
Длинноволосый помешал в сковороде, поглядывая на девочку.
— Тебя зовут Лиза, я знаю. А меня — Тимур, — он поймал вопросительный взгляд и добавил: — Я не учитель, так что обойдемся без отчества. Просто Тимур.
— Темучин, — выпалила Лиза.
Тимур рассмеялся.
— А ты много читаешь, да? Тимур тоже был крутой, не огорчайся.
Лиза застенчиво улыбнулась.
— Есть хочешь?
— Ужасно!
Лиза сглотнула. Только сейчас она сообразила, что последний раз она ела в Хабаровске — сжевала принесенный Ниной пирожок из буфета. В желудке заурчало, и запах тушенки показался ей самым прекрасным ароматом в мире.
Тимур нырнул в небольшую дверь в торце кухни. Мелькнули стеллажи, уставленные консервами и пакетами, — очевидно, это был склад. Хлопнула дверца холодильника, и Тимур появился, прижимая к груди полдесятка яиц.
— А вы в командировку приехали? — спросила Лиза, глядя, как он ловко разбивает яйца в сковороду. Скрестила под столом пальцы: хоть бы нет! Но Тимур кивнул.
— Жаль...
Тимур поставил на газету сковородку и вручил девочке вилку; другую он взял себе. Лиза очень старалась не торопиться, ведь это было бы невежливо, — но яичница с тушенкой исчезала с удивительной быстротой. Увлекшись едой, Лиза не замечала, что Тимур не столько ест, сколько рассматривает ее.
На вид — самая обычная девочка, думал Тимур, разве что совсем измученная долгой дорогой — вон, даже синие круги под глазами появились. Что-то от лисички в чертах лица — видимо, ее предки жили на юге России, там это довольно распространенный типаж. Симпатичная и довольно умненькая. И, наверное, очень упрямая, — иначе родители давным-давно бы ее подстригли, не в силах терпеть такое безобразие: отросшую до носа челку, за которой девочка упорно прятала разноцветные глаза. Или они все знают? Вряд ли, судя по всему, Лизин отец вообще плохо понимает сейчас, на каком свете находится, — и девочка прячется в первую очередь от взрослых.
Тимур не верил в слепую удачу. А вот в совпадения — верил, с тех пор как провалил одно из своих первых дел, погнавшись за носителем редкой, но вовсе не уникальной генетической мутации, — в то время как тот, кто был ему нужен, улизнул из-под носа. С тех пор Тимур стал осторожнее и в омут с головой не бросался, всегда держа в уме несколько вариантов. Девочка с разноцветными глазами, так удачно встреченная в самолете, могла вообще ничего не знать о предметах...
...Заказчик с грохотом захлопнул дверцу сейфа — пламя камина бросило блик на стальную дверцу, которую тут же скрыла картина в тяжелой раме. Старик повернулся и бросил на колени Тимуру прозрачный конверт. Внутри лежала пожелтевшая от старости гравюра — Тимур с первого взгляда узнал знакомые, чуть граненые очертания; граверу удалось даже передать холодный серебристый блеск. А вот сам предмет был незнаком. Тимур аккуратно отложил гравюру на журнальный столик, откинулся на спинку кресла и вопросительно взглянул на заказчика.