Западня
Шрифт:
— Я очень рада, что у Юны есть друг, настоящий надежный друг, на которого она может положиться. Рядом с ней постоянно должен кто-то находиться, кто бы поддерживал ее и прикрывал от всяких неприятностей, пока она остается милым прелестным ребенком, которого нужно вести за руку через темные улицы жизни.
— Но у нее есть вы, мисс Армитидж.
— Я? — Она нахмурилась. — Не думаю, что я являюсь очень способным и опытным проводником. А кроме того, даже такой, какая я есть, я с ней теперь долго не останусь! Сегодня утром из дома пришли письма — с отцом не все в порядке, а мама пишет, что скучает по мне. Я думаю, мне нужно возвращаться.
— Но — но вы же только что приехали!
Ее лицо просветлело, и, ощутив искренность его испуга, она рассмеялась, не в силах сдержаться.
— Я здесь нахожусь уже шесть недель.
Мисс Армитидж посмотрела вдаль, где на поблескивающих в лунном свете водах Тежу покачивались неясные, призрачные силуэты британских парусников, ее взгляд сделался задумчивым, а пальцы тем же едва заметным движением, свидетельствующим о ее внутреннем напряжении, натянули жемчужную нить.
— Да, — медленно повторила она, — я думаю, что должна скоро уехать.
Тремейн был в смятении. Он понял, что настал момент действовать, но тут его взгляд опять упал на жемчуг, этот проклятый символ богатства, олицетворяющий в глазах Тремейна роскошь, в которой она выросла, и вставший между ними символом непреодолимой стены.
— Вы, конечно, рады уехать?
— Пожалуй, нет. Здесь так чудесно. — Она вздохнула.
— Мы будем по вас очень скучать, — глухо произнес Тремейн. — Без вас дом на Монсанту станет совсем другим. Юне будет грустно и одиноко одной.
— Иногда мне кажется, — задумчиво сказала мисс Армитидж, — что люди, окружающие Юну, думают чрезвычайно много о ней и слишком мало о себе.
Тремейн был озадачен. Любая недоброжелательность со стороны Сильвии Армитидж представлялась ему немыслимой, и он стал размышлять над тем, что же именно она имела в виду. Помолчав, мисс Армитидж медленно повернулась к нему — яркие огни изнутри дома осветили ее чуть побледневшее лицо и непривычно блестящие глаза — и опять повторила:
— Юна хочет вас видеть.
Однако Тремейн оставался молчаливым и неподвижным, думая о ней и пытаясь разобраться в себе, глядя в ее лицо и свою душу. Но все, что он видел, была эта проклятая нитка тускло мерцающих жемчужин.
— А кроме того, как вы сами предположили, возможно, иные хотят видеть меня, — добавила она.
— Простите, — Тремейн сразу сник и скрепя сердце предложил ей руку.
Сильвия Армитидж взялась за нее кончиками пальцев, и они вернулись в переднюю.
— Когда вы решили уехать? — тихо спросил капитан.
— Еще не знаю. — В ее голосе слышались нотки нетерпения. — Но, вероятно, скоро. Я думаю, чем раньше, тем лучше.
Тут от блистающей, переливающейся всеми цветами радуги группы людей, к которым они подходили, отделился угодливый, лощеный Самовал и низко склонился перед мисс Армитидж, претендуя на ее общество. Зная о чувствах, которые она к нему питала, Тремейн и не подумал отпускать ее, но, к его безграничному изумлению, пальчики мисс Армитидж сами соскользнули с его алого рукава, чтобы устроиться на черном, галантно подставленном Самовалом, которого она приветствовала какой-то веселой шуткой, совершенно не сочетавшейся ни со сдержанностью, проявляемой ею в обращении с капитаном, ни с явной неприязнью к графу, высказанной только что в разговоре.
Они направились в бальную залу, и, глядя им вслед, рассерженный и подавленный Тремейн, к еще большей своей досаде, услышал громкий, резкий смех мисс Армитидж, которая обычно смеялась тихо и довольно сдержанно. Да, Самовал, безусловно, владел большим набором средств развлечения женщин, даже тех, что испытывали к нему антипатию, — средств, о которых бесхитростный капитан Тремейн не имел никакого представления.
Он почувствовал, как кто-то тронул его за плечо — рядом с ним стоял очень высокий человек с орлиным взором и орлиными же чертами лица, в алом мундире и синих форменных штанах в обтяжку — это был Кохун Грант, лучший офицер разведки Веллингтона.
— О, полковник! — воскликнул Тремейн, пожимая протянутую руку. — Я не знал, что вы в Лиссабоне.
— Я прибыл только сегодня. — Он не сводил проницательного взгляда с удаляющихся фигур Сильвии и ее кавалера. — Скажите мне, как имя этого неотразимого сеньора, который с такой легкостью похитил у вас вашу весьма очаровательную спутницу?
— Граф Самовал.
Лицо Гранта осталось непроницаемым.
— В самом деле? — негромко переспросил он. — Так это и есть Жерониму ди Самовал? Очень интересно. Горячий сторонник британской политики, стало быть — альтруист, ведь он страдает от нее? Я слышал, он стал большим другом О'Моя?
— Да, он часто бывает на Монсанту, — подтвердил Тремейн.
— Чрезвычайно интересно. — Грант слегка кивнул, на его тонких губах появилась слабая улыбка. — Но я вас не задерживаю, Тремейн, а вы, несомненно, хотите танцевать. — Он повернулся, собираясь уходить. — Думаю, мы завтра увидимся — я появлюсь на Монсанту, — полковник взмахнул на прощание рукой и удалился.
Глава VII
СОЮЗНИК
Пробираясь через блистательную толпу и обмениваясь по дороге приветствиями, капитан Тремейн достиг бальной залы как раз в перерыве между танцами. Он искал леди О'Мой, но нигде ее не видел и, вероятно, так и не нашел бы, если бы не Каррадерз, который, указав на большую группу офицеров, сказал, что леди грозит неминуемая смерть от удушья.
Ринувшись туда, капитан уже ни на что не обращал внимания, и поэтому не заметил ни только что прибывшего О'Моя, ни беседовавшего с ним маршала Бересфорда. С ловкостью опытного сапера капитан Тремейн проложил себе путь в толпе поклонников очаровательной Юны О'Мой и оказался лицом к лицу с ней. Смеющаяся, с сияющими глазами, она казалась бесконечно далекой от тех тревожных мыслей, о которых говорила мисс Армитидж. Однако, едва она увидела Тремейна, ее улыбка сразу погасла.
— Нед! — воскликнула леди О'Мой. — Ты заставляешь меня ждать! — И с милой невозмутимостью, игнорируя притязания всех, кто оспаривал друг у друга право на ее предпочтение, она взяла его под руку и, улыбаясь и кивая налево и направо, подобно королеве, покидающей свой двор, прошла с ним через расступившуюся толпу, раздосадованную и заинтригованную, и удалилась. Импульсивный ребенок, чье поведение диктуется настроением — кем по сути и была Юна О'Мой, — она совершенно не задумывалась над своими действиями.