Западня
Шрифт:
Остаток дня провожу в кабинете за ноутбуком. Выясняю, что орхидеи прекрасно растут везде: на земле, на камнях, на скалах, даже на других растениях. Теоретически они могут расти сколь угодно долго, и почти ничего не известно о том, каков предельный срок их жизни. За последние годы я много чего читала, но об этом не знала.
Шарлотта уехала. Буковски устроил сцену, когда его сажали в машину, словно предчувствуя что-то плохое. Хотя машина Шарлотты ему знакома, в ней его постоянно возили к ветеринару. Но он был вне себя.
Надеюсь, скоро увидимся, приятель.
После того как Шарлотта и Буковски уехали, я пошла в зимний сад, полила свои растения.
Наконец пошла на кухню, приготовила кофе. Потом – в библиотеку, подышала ее умиротворяющим воздухом и какое-то время – с чашкой кофе в руке – постояла у окна. Простояла так долго, что кофе остыл, а за окном стемнело.
Сейчас ночь. Все дела переделаны. Я готова.
Эпилог
Софи
Она встретила его случайно. Зашла в пивную, в которой никогда до этого не была, и, хоть там было довольно много народу, сразу его увидела. Он сидел за стойкой, перед стаканом, один. Она даже растерялась. Потом мелькнула мысль, что комиссар может подумать, будто она искала его, и Софи собралась было повернуться и уйти, но он оглянулся и узнал ее. Софи натянуто улыбнулась. Подошла.
– Следите за мной? – спросил Йонас Вебер.
– Чистая случайность. Честное индейское слово.
– Раньше я вас тут не видел. Часто тут бываете?
– Часто прохожу мимо этого заведения, но сегодня первый раз в жизни решила зайти.
Софи примостилась рядом на свободный высокий барный стул.
– Что пьете? – спросила она.
– Виски.
– Хорошо, – сказала она и повернулась к бармену.
– Мне то же, что и у него.
Бармен налил, поставил перед ней стакан.
– Спасибо.
Софи смотрела, как покачивается туда-сюда между стеклянных стенок прозрачная каштановая жидкость.
– За что будем пить? – наконец спросила она.
– Я – за официальное оформление гибели супружества, – сказал Йонас. – А вы?
Софи молчала, пытаясь переварить услышанное, не уверенная, надо ли как-то комментировать это, потом решила: не стоит.
– Раньше я всегда пила за мир во всем мире, – сказала она. – Но мир сегодня не очень мирный, и похоже, это надолго.
– Значит, без тоста, – сказал Йонас.
Они посмотрели друг другу в глаза, чокнулись и залпом выпили виски.
Софи достала из сумочки банкноту, положила на стойку.
– Спасибо, – сказала она бармену.
Потом повернулась к Йонасу. Он смотрел на нее своими странными глазами.
– Уже уходите? – спросил он.
– Должна.
– Вот как?
– Да. Меня ждут дома.
– О, ваш возлюбленный… Вы снова вместе? – спросил Йонас.
Тон его был совершенно нейтральный.
– Нет. У меня теперь новый, не хочу его надолго
Прежде чем Йонас успел что-то ответить, Софи достала из кармана джинсов смартфон, быстро заперебирала пальцами по экрану и сунула ему под нос фото лохматого щенка.
– Ну, разве он не прелесть? – спросила Софи.
Йонас невольно улыбнулся.
– Как его зовут?
– Пока не решила. Хочу назвать в честь какого-нибудь любимого писателя. Например, Кафкой.
– М-м-да.
– Не в восторге?
– Кафка – имя хорошее, не спорю. Но, по-моему, он не похож на Кафку.
– А на кого он похож? Только не начинайте опять с вашими поэтами. Рильке я его не назову.
– Мне кажется, он похож на Буковски.
– На Буковски? – воскликнула Софи. – То есть, он испитой и потасканный?
– Нет, растрепанный. И по-своему крутой.
Йонас пожал плечами и собрался было еще что-то сказать, как у него зазвонил телефон. Он посмотрел на экран. Тут же раздался сигнал о том, что ему пришло письмо.
– Вам надо перезвонить, – твердо сказала Софи. – Новое дело.
– Да.
– В любом случае мне пора.
Софи слезла со стула, посмотрела Йонасу в глаза. И сказала:
– Спасибо.
– За что? Вы его нашли, а не я.
Софи пожала плечами.
– Все равно, спасибо.
Она поцеловала Йонаса Вебера в щеку и ушла.
29
Площадь моего мира – тысяча квадратных метров. Сейчас я стою у него на краю. Там, за дверью, меня подстерегает страх.
Поворачиваю ручку, открываю дверь. Передо мной чернота. Впервые за многие годы я надела куртку.
Делаю маленький шажок, и сразу голову стискивает обруч боли, пронзительной, мучительной. Но я должна это преодолеть. И страх тоже. Дверь захлопывается за мной со звуком, в котором есть что-то окончательное. Ночной воздух обвевает лицо. В холодном небе мерцают звезды. Меня бросает в жар, внутри все сжимается. Но я делаю еще один шаг. И еще. Я одинокий моряк в неизвестном море. Последний человек на обезлюдевшей планете. Спотыкаясь, иду. Дальше и дальше. Дохожу до края террасы. Вокруг – чернота.
Тут начинается трава. Переставляю ноги, чувствую под собой мягкий ковер луга. Задыхаюсь, останавливаюсь. Внутри меня – чернота. На лбу – капли пота.
Мой страх – глубокий колодец, в который я упала. Погружаюсь в воду, пытаясь кончиками пальцев нащупать дно, но там, внизу, – ничего, только чернота. Закрываю глаза, тону. Двигаюсь вверх во мраке, опять опускаюсь, вода поглощает меня, но дна нет, погружаюсь глубже и глубже, дна нет, ухожу все глубже и глубже, глаза закрыты, руки подняты, колышутся, словно водоросли, ухожу все глубже под воду. Бесконечно. И вдруг чувствую дно, холодное, твердое. Вначале кончиками пальцев, потом ступнями, и вот уже твердо стою на дне колодца, открываю глаза и с удивлением вижу: вот она я, в самом сердце мрака, оказывается, здесь можно стоять и дышать. Осматриваюсь.