Запах денег
Шрифт:
Перед ним стоял изумительной красоты город.
Весь из белого камня.
В чисто вымытых стеклах отражалось веселое солнце.
Почти над каждым домом озорно развевалось знамя.
Еще совсем недавно Пастухов был в Москве, на ее грязных, заплеванных тротуарах. Мимо Пастухова проносились крайслеры и мерседесы. Из-за бронированных окон раздавался визг проституток. На тротуарах Пастухова беспощадно толкали банкиры, эти свиньи с золотыми цепями на шее. Около гостиницы “Интурист”
А здесь?!
Какая вопиющая разница!
Навстречу Пастухову шел свежевыбритый старик с бантом в петлице. Голубые глаза старика лучились лукавством и радостью.
— Дедушка, милый, — вопросил Пастухов, — куда я попал?
Престарелый человек достал папироску “Друг”, не спеша закурил, пыхнув терпким дымком:
— В город Солнца, сынок! В мир победившей гармонии…
Дальше идет Пастухов и еще больше удивляется.
Всюду задушевная духовая музыка.
На каждом городском пятачке танцы.
Причем дамы одеты прилично в нарядные ситцевые платьица до колен. Молодые же люди в отглаженных косоворотках, отстиранных шароварах. А на небе парят аэростаты! На них написано:
“Здравствуй, город Солнца!”
“Приветствуем людей города Солнца!”
“Берегите город Солнца!”
Удивляется Пастухов, идет далее. И видит люди с песнями, с топорами идут на работу.
— А ты почему без инструмента? — с доброй подначкой спросил Пастухова голубоглазый, стройный парень, и протянул Пастухову пастушью дудочку.
Вышел Пастухов на выгон, а там коровы. Заиграл Пастухов на дудочке, буренки тотчас сбежались к нему и давай хором его приветствовать:
“К нам приехал сам товарищ,
Сам товарищ Пастухов!
Уррра! Ммм-уу!”
Вот тебе на! Коровы-то оказались говорящие. А одна самая мудрая корова, с бантиком на шее, вышла вперед всех и повела речь:
— Вижу, ты удивляешься, товарищ Пастухов, городу Солнца. И правильно! Много чудесного в нашем городе. В нем победил свободный труд. Никто никого не принуждает. А мы, то есть животные, заговорили и стали равноправными с людьми. Люди заготавливают нам сено, а мы даем им молоко с повышенным коэффициентом жирности.
На две-три минуты онемел товарищ Пастухов, а потом говорит:
— А как обстоят дела с насилием? В Москве в меня из газового пистолета стреляли, автоматной очередью однажды прошили. И что страшнее всего, моя чистопородная псинка-доберман была жестоко изнасилована в тупичке беспородным косоглазым кабелем.
Замычали коровы от ужаса. У многих из них навернулись слезы. Тогда самая мудрая корова с бантом на шее повелительно махнула хвостом и стала держать ответ:
— У нас, товарищ Пастухов, насилие искоренено целиком и полностью. Никто друг на друга даже голоса не повышает. Мы, коровы, уже напрочь забыли удар хлыста.
— А разврат? Как у вас с развратом? — вопросил Пастухов. — У нас там, в Москве, всюду на плакатах бабы с голым торсом. А насилуют и в лифтах, и на чердаках. В Петербурге одну девицу лица кавказской национальности лишили невинности прямо на шпиле Петропавловской башни. И что самое печальное, девица с упоением поведала об этом, как о своей победе, желтым газетенкам.
Коровы смущенно загудели и гневно замахали хвостами. А буренка с бантом на шее промолвила:
— У нас и люди и звери живут по всем правилам половой гигиены. А эти правила настолько мудры, что исключают не только аборты, но и венерические заболевания.
После этих слов заплакал товарищ Пастухов. Но не слезами горести, а радости. К тому же вспомнил он, как после любовных утех неоднократно хворал. А аборты? Ох, лучше о них не вспоминать…
Мудрая корова, источая тонкий аромат полевых ландышей, приблизилась к Пастухову и поцеловала его в висок.
— Ты, мил человек, не плачь, — сказала буренушка, — а сыграй нам на дудочке, что-нибудь из Шуберта…
По правде говоря, Пастухов был неважный умелец играть на дудочке. Но тут, как только приложил ее к своим губам, тотчас почувствовал такую былинную силу, такая радость сотрясла его душу, что он заиграл так, как никогда.
В эту мелодию, одну из волшебных мелодий Шуберта, он вложил не только всю жгучую тоску по зря прожитой жизни, не только жажду любви, но и счастье пришествия в город Солнца.
Чуть приочнувшись от музыкального парения, музыкант заметил, что некоторые коровы ему подпевают, а некоторые и танцуют, лишь мудрая корова с бантом на шее молчаливо внимала игре.
“Милые вы мои, лапушки!” — подумал про себя товарищ Пастухов.
…Стоял июньский день. Солнце подтягивалось к зениту. Щебетали коростели и иволги. Мелодично позвякивали косы. И лишь где-то вдалеке, безжалостно нарушая гармонию человека и природы, завыл и пронесся на всех парах, смрадный, покрытый жирной коростой копоти поезд “Москва-Воркута”.
Капсула 9. КРЕМЛЕВСКИЙ КАРНАВАЛ
Каждый человек о чем-то мечтает.
Кто-то грезит о поездке на солнечный Кипр, кто-то о покупке нового столового серебра.
Я же, Сережа Курочкин, с детства мечтал попасть на кремлевский маскарад.
Но как это сделать?
В Кремле же отплясывают гопака в карнавальных костюмах свиней и волков только люди особо приближенные Президенту.
И вот когда мне стукнул возраст Христа, я решил — была не была, напялил на себя шкуру белого медведя и нагло поперся в Кремль.
И, как ни странно, то ли по халатности, то ли по случайному совпадению, охранники меня пропустили.
Оказался я в Кремле на празднике весеннего равноденствия.
Присматриваюсь.
Кого только здесь нет!
И еноты, и кролики, и ягуары, и, прошу прощения, выдры.
Каждой твари по паре.
И, конечно же, внушительнее всех выглядит наш дорогой Президент в слегка потрепанной шкуре из горностая.
Грянула музыка.
Виртуозы Москвы загнули что-то немыслимо веселое, бравурное и одновременно куда-то зовущее в даль светлую, необъятную.