Запах фиалки
Шрифт:
А пока нужно провести время с пользой и собрать побольше информации из первых рук. Он обвел глазами церковный двор и заметил возле входа в храм трех личностей непарадного вида, одетых в драные теплые куртки и шапки. Отлично! Бомжи, живущие при церкви, точно в курсе всех слухов и секретов, и развязать язык им будет несложно, достаточно пары соток представительских расходов, и он станет их лучшим другом – пока бухло не закончится, конечно. Калачев, широко улыбаясь, двинулся навстречу троице.
Дальнейшие события вспоминались с большим трудом, в основном в виде отдельных застывших кадров. Вот бомж наполняет стаканчики из маленького «фуфырика», купленного в ночной аптеке. Отказ не принимается, хочешь поговорить – пьешь со всеми.
Вот Александр достает блокнот и воодушевленно записывает что-то. Но уже через полчаса они идут за добавкой, и беседа перекидывается на политику. Потом крики, песни, краткий победоносный спарринг с одним из бомжей, вот они куда-то идут, всё кубарем…
И дальше – чудовищное пробуждение в церковной ночлежке под полуденный звон колоколов. Дела были хуже некуда – отец Георгий, отслужив обедню, снова уехал, материал существовал в виде нескольких бумажек с неразборчивыми каракулями, а аванс куда-то испарился из кошелька, наверняка не без помощи новых друзей. Осталась только сотня, предусмотрительно заначенная в паспорт, но на такси этого не хватит. Журналист тяжко вздохнул и, стараясь не наклонять лишний раз трещащую от боли голову, поплелся на электричку. Нужно было ехать в редакцию на казнь.
– Саша! Ну ты скажи хоть что-нибудь! – Олеся старалась привести Калачева в чувство пред входом в кабинет, но тот лишь тупо смотрел на нее, наморщив лоб.
– Не задушит, руки коротки! – сипло выдавил он наконец и, кренясь на один борт, как подбитый линкор, решительно зашел к Фадееву.
– Добрый день, Орест Николаевич! – отрапортовал Александр со всей возможной бодростью и привалился к шкафу, чтобы меньше шататься.
Главный редактор оторвался от чтения новостей на мониторе и перевел взгляд на своего сотрудника.
– А! Явился наконец. Ты садись, садись. Разговор нелегкий будет, Саша…
Калачев медленно опустился в гостевое кресло. Видно, Фадеев уже перебесился, но этот вкрадчивый тон был еще хуже, уж лучше бы орал.
– Ну так вот, Саша… Ты у меня вроде как на хорошем счету. Образование у тебя за спиной прекрасное, много хороших материалов… – издалека начал главред, глядя на подчиненного поверх очков. – Но иногда ты преподносишь такие сюрпризы, что… А ну-ка стой! – Фадеев понюхал воздух и скорчил недовольную физиономию. – Ты что, еще и пьяный приперся?!
– Орест Николаевич, – Калачев сделал успокаивающий жест и принялся рыться по карманам, – я все могу объяснить. Материал… в общем, он у меня есть… Нужно только немного доработать… Дайте мне полчаса…
Он достал на свет божий несколько смятых бумажек. На одной из них красовался крупный заголовок, написанный от руки, – «МУСОРНЫЕ ПОПЫ», а то, что было накарябано ниже, нельзя было читать на людях ни при каких обстоятельствах. Фадеев мгновенно побагровел и шлепнул по столу короткопалой ладонью.
– Материал про мусоросжигательный завод уже полчаса стоит в чужой ленте! И сделал его другой журналист! Журналист, а не мурло вонючее! От тебя подвалом прет! – Он показательно зажал нос. – Одна подстава! Убирайся на хрен отсюда, без выходного пособия!
От его бешеных криков в голове у Калачева снова зазвенели церковные колокола, и били они явно заупокойную. Журналист взмолился с мученическим выражением лица:
– Орест Николаевич, не губите! Мне деньги нужны, очень-очень! Да и Ланцер, она же теперь убьет меня! Говорят, она баба мстительная.
Фадеев испытующе посмотрел на подопечного, прикидывая, какой из него еще можно извлечь толк.
– Эта может и убить, – заключил он после некоторых раздумий, – занесет в свой черный список, как нашего общего знакомого, и всё – погибла творческая судьба в расцвете лет, восходящая звезда журналистики. Но ты не переживай так, я же не зверь, для тебя у меня тоже найдется работа… – проговорил он со скрытой угрозой и открыл папку. – А за опоздание и за пьянку вычту из зарплаты. Заявление потом напишешь. Ты хоть воды вон попей, а то скрипишь, как старая калитка, – смягчившись, кивнул он на поднос с олдскульным графином и стаканчиками. – А! Вот оно!
Редактор принялся изучать листок.
– Итак, слушай внимательно. Облажаться в этот раз вариантов нет. Заказчики посерьезнее Ланцер. Твой текст про лес им понравился… Так что, считай, повезло тебе, денег заработаешь и от Ксении Альбертовны на какое-то время спрячешься. Тебе ведь деньги сейчас нужны, верно? – Александр кивнул, не отрываясь от стаканчика. – Ну, собирай чемоданы…
– Куда чемоданы? – не понял Калачев.
– В Сирию. Репортаж тебе заказали про Сирию, туда и полетишь. По-английски ты отлично говоришь. Короче, подходишь, – подчеркнуто спокойным голосом объяснил Фадеев, словно маленькому.
Александр осторожно поставил стаканчик на поднос и сдавленно спросил:
– Это та Сирия, где бомбят и взрывают?
– Она, родная. Ну бомбят, ну взрывают, – развел руками главред, – а работу кому-то делать нужно! И этот «кто-то», в нашем случае, по естественному положению дел, – ты, Саша. Взорвать тебя за милую душу и здесь могут.
– Это что, шутка такая? – с надеждой предположил журналист.
– Для кого-то, может, и шутка, – усмехнулся Фадеев. – Но не для тебя уж точно.