Запах «Шипра». Сочинский вариант
Шрифт:
И лейтенант Ковалев сокрушенно вздохнул.
— Но вы не тревожьтесь, найдем! — успокаивал он.— Наши его в аэропорту сфотографировать успели.
— Интересно! Покажите, как получился.
Снимок был шесть на девять — поясной четкий портрет Георгия Ефимовича на фоне самолетного трапа. Снято было, конечно, телеобъективом.
— Удачный снимок! Подарите мне, у нас такого нет.
— Пожалуйста, Евгения Сергеевна. Могу даже на память подписать,— невесело пошутил Ковалев.
— А я вашему горю попробую помочь.
— Это как?
— По-моему, с автовокзала он уехал в Краснодар. У него там жена.
— Жена?!
— Разошелся с ней шесть лет тому назад. Я ее знаю. Живет одна, и он вполне мог приехать к ней, так как она еще ничего не знает о нем. И то, что его милиция разыскивает, не знает тоже. А кроме нее ему здесь приютиться, по-моему, не у кого.
— Евгения Сергеевна! Да вы нас просто спасаете.
— Запросите Краснодарское отделение.
— А вы ее имя-фамилию знаете?
— Конечно. Даже адрес.
— Так я и запрашивать не буду, сам поеду — надежнее. Нет, сам не могу… Я Кузовкина пошлю.
— Не спугните Башкова.
— Что вы, да Кузовкин там на цыпочках ходить будет. Как призрак. Только бы на месте оказался.
Думаю, оперативники подполковника Григорьева действовали вполне профессионально и все шло как должно, пока в их действия и планы не вмешался всемогущий Случай…
— А вот что за спектакль он здесь устроил,— сказала я Ковалеву,— это нужно проверить. Пройдусь я завтра по его следам. Проиграю его программу.
— Вам чем-либо помочь?
— Нет, лучше, если я одна прогуляюсь. Вы дайте мне что-нибудь для комиссионного магазина, понимаете?
— Понимаю,— Ковалев задумался на секунду и вытащил из кармана авторучку.— Вот, «Паркер», с золотым пером.
— Даже с золотым?
— Юбилейный подарок. Такие ручки наш «Интурист» продает. Запросите за нее рублей восемьдесят. Не дадут, конечно, но повод для захода в комиссионку будет.
Ковалеву не терпелось проверить мою версию. Мы забрались в машину и до места моего будущего жилья доехали уже без остановок.
Маленький домик за каменной оградой выглядел вполне мило и невинно, ничто не напоминало, что здесь когда-то разыгралась драма, которая чуть не стоила жизни его хозяйке. Чистенькая старушка встретила нас во дворе. Вполне симпатичная, как и ее домик, и нельзя было подумать, что она была замешана в весьма неблаговидных делах. Лицо — зеркало души, все это, конечно, так, но я как-то присутствовала на закрытом процессе, где судили зверского растлителя с лицом симпатичным до чрезвычайности…
— Она самая, Ирина Васильевна,— сказал Ковалев.
Он прокричал ей на ухо, кто я и зачем.
— Пожалуйста, пожалуйста! — пригласила нас Ирина Васильевна.
При этом она улыбнулась так задушевно и так ласково, что я подосадовала на природу, которая отпустила Ирине Васильевне столь много привлекательности, наверное, в ущерб тем, кто этого вполне заслуживал.
Она пропустила меня вперед, а сама вытащила из кармана пестренького халатика свернутую зеленую бумажку и ловко сунула ее Ковалеву. Тот не менее ловко ее принял. А когда Ирина Васильевна отвернулась, подмигнул мне весело и удалился.
Внутри домик был такой же светленький и чистенький, как и его хозяйка. Перегородка делила его на две половины. В проходной комнате стояла кровать хозяйки, никелированная и даже с шишечками, а также круглый обеденный стол с самоваром. Комната за перегородкой была обставлена более современно: поролоновая тахта, покрытая пледом,— одеяло и постельное бельё убирались в тумбочку у изголовья, два мягких стула, полированный журнальный столик с телефоном, полочка с книгами. На стене, оклеенной обоями цвета морской волны, над тахтой висела фотография с роденовской скульптуры «Амур и Психея», которая, видимо, должна была настраивать обитателя или обитательницу комнаты на соответствующий лад.
Я потыкала пальцем в тахту, поглядела на Родена… беззаботно пожить здесь с недельку было бы неплохо.
Ирина Васильевна пригласила меня к чаю. Самовар, правда, был электрический, зато варенье вполне натуральное, кисленькое, как раз в моем вкусе, только я так и не поняла, из чего оно. Разговаривать с хозяйкой было трудновато, она еще не научилась угадывать слова по движению губ собеседника, зато сама поговорить любила, как все старухи. Я ограничивалась пока тем, что покачивала головой в нужных местах.
После чая я познакомилась с наличием духовной пищи на книжной полке — несколько разрозненных журналов и выпусков «Роман-газеты», очевидно, оставленных моими предшественниками по тахте. На обложке журнала столбики цифр, то ли подсчитывали командировочные, то ли подводили итог расходам…
Позвонила по телефону; энергичный мужской голос ответил: «Бюро находок слушает!» У меня пока не было вопросов к «бюро находок», я положила трубку.
Вечером спустилась к морю.
Солнца уже не было, дул холодный ветерок, море недовольно морщилось. Любители позднего купания уже все повыбирались на берег. Я присела в сторонке на еще теплый, нагревшийся за день галечник. Без особенных эмоций поглядывала на пустынный морской горизонт.
Завтра придётся отправиться в путешествие по еще горячему следу моего бухгалтера. Каждый, с кем он встретился в ювелирторге, в ресторане, в комиссионном магазине, мог иметь отношение к его, а следовательно, и моим делам. Нужно подумать и попытаться разгадать, что скрывалось за покупкой нового пиджака, если он опасался, что за ним могут следить. В пиджаке легко что-то получить, а также легко и передать. Что, кому и зачем?…
Пологие волны лениво, без плеска накатывались на берег. Пожалуй, я бы и еще посидела, но тут на пляже появилась компания с транзистором. «Девушка, почему вы одна? Вам не скучио?…» — и я ушла домой.