Запасной инстинкт
Шрифт:
Трубка ответила, что на месте, но нет никакой возможности переговорить…
– Нет, не “но”, – отрезал Троепольский, – передайте ей, пожалуйста, что дело касается ее дочери Инны. Я не отниму у нее много времени.
– Минуточку, пожалуйста, – ответили в трубке все так же бойко, но ему показалось, что голос стал чуть менее уверенным в том, что никакой возможности нет переговорить с Людмилой Васильевной.
Тишина в трубке висела довольно долго, а потом спросили очень решительно:
– Что там с моей дочерью? Вы кто?
– Меня
– Незнакомы? – удивился голос.
– С ней знакома Полина Светлова, – заторопился он, испугавшись, что трубку сейчас повесят, – а я… друг Полины.
Последовала некоторая пауза, а потом насмешливый голос протянул:
– А-а, так вы и есть мужчина ее жизни, оказавшийся подлецом, я пока все правильно понимаю?
– Да, – сквозь зубы сказал Троепольский, – правильно понимаете.
– Что вам от меня нужно?
– У меня к вам просьба.
– Просьба? – перебил голос. – У вас? Ко мне?
– Я понимаю, что это смешно, конечно, – пробормотал он и вытер лоб, совсем как давешний “лесник”, – но тем не менее мне обязательно нужно с вами поговорить.
– Поговорить, – повторил голос. – Мне не хочется с вами разговаривать. И потом, я занята. Очень.
– Людмила Васильевна, – крикнул он, отчаявшись, – мне очень нужно! Это… важно. Очень.
– Очень важно, – опять повторила она и помолчала. Троепольский тоже молчал, стискивая в кулаке растрепанные листы репринтного справочника. – Ну хорошо. Я попрошу секретаря встретить вас. Вы где? В проходной?
Троепольский признался, что в проходной.
– Ждите, сейчас она за вами спустится.
И он стал ждать. Думать о том, что именно он будет делать, дождавшись, было никак нельзя, поэтому Троепольский старательно и вдумчиво пересчитал все латунные штучки, на которых была натянута зеленая шторка, потом все паркетины цвета желтого и следом все паркетины цвета коричневого. Коричневых оказалось на две больше, и он начал считать снова. На этот раз оказалось больше на три, и он бросил это дело. Потом он посчитал листы в репринтном справочнике, который держал в руке. Страниц было двадцать семь.
– Господин Троепольский?..
– Да.
– Паспорт ваш дайте, пожалуйста.
Он суетливо полез в портфель, произвел там разор и разрушения, дорылся до паспорта и протянул. Кому протянул, даже не заметил.
– Пойдемте.
– Светлана Михайловна, это к вам?
– К нам.
Милиционер оглядел Троепольского подозрительно – слишком долго тот торчал у него на глазах, вызывая законные подозрения.
– У Людмилы Васильевны на самом деле очень мало времени, – предупредила встречающая Арсения дама, – так что вы по возможности покороче.
Троепольский немедленно пообещал, что будет предельно краток, и следом за дамой ступил из умеренно
Дверь в богатый канцелярским богатством кабинет была распахнута. Троепольский глубоко вздохнул и сильно выдохнул.
– Людмила Васильевна?
– Да. Проходите.
Он зашел и остановился посередине – хозяйка кабинета рассматривала его весело и сердито.
– Ничего, – вдруг сказала она, – ничего, пожалуй. Итак, что вам от меня нужно? Зачем вы пришли, если даже незнакомы с моей дочерью?
И он рассказал – зачем.
Невесть откуда взялись тучи, и под вечер пошел дождь – первый в этом году. Он был совсем весенний, сильный, почти отвесный. Крупные капли стучали по подоконнику, и ветер налегал на стекла и грохотал железом на крыше.
Дождь смоет остатки снега, сгонит мусор к водосточным люкам, и утром окажется, что весна на самом деле пришла, и ничего нет лучше ее прихода, который дает надежду, что все вот-вот начнется сначала.
Полина уныло посмотрела в свою кружку. Чай в ней почти остыл, а заваривать свежий было лень.
Интересно, что делают люди, которые оказываются дома в шесть часов вечера, да еще весной? Чем они занимаются? Полы моют? И еще совсем непривычно, что завтра не надо идти на работу. Тогда как жить?
Полине Светловой не надо было идти на работу, а полы она еще с утра перемыла, чтобы отвлечься от печальных и тягостных мыслей, похожих на шиповниковый сироп в майонезной банке, который бабушка заставляла ее принимать – по чайной ложке с каждой едой. От сладости сводило затылок и ломило зубы, и с тех пор тоска для Полины всегда имела вкус шиповникового сиропа.
Гуччина миска попалась ей на глаза, когда она добралась до кухни, и Полина решительно вымыла миску теплой водой, вытерла тряпочкой и убрала подальше. Потом подумала и сунула ее в мусорное ведро. Еще подумала и прикрыла миску, торчавшую из ведра, мятой газетой.
Вот так. Чтобы ничего не напоминало. Ни о ком.
В двух комнатах ее квартиры-распашонки было тесно и грустно, и вещи громоздились как-то бестолково, и казалось, что их слишком много, и вообще, решила Полина, тут все надо переделать. У нее раньше ни до чего не доходили руки, потому что она все время работала, а теперь у нее просто куча времени. Больше никогда она не станет вкалывать от зари до зари, и влюбляться в начальников, и спасать их тоже, и чужих собак она брать не станет, ни за что!