Запасной мир
Шрифт:
– Лапша осталась, – отмахнулся я. – И вот еще что. Когда придет Тибби, скажи, чтобы забежал.
Девочки ушли. Я разобрал пистолеты, подправил детали и ссыпал их в металлическую корзинку – у мастера Клауса нашлась. После чего поставил ее в горн. Привод привел в действие меха. Угли запылали. Корзина с деталями вскоре стала малиновой. Я выхватил ее щипцами и погрузил в емкость с растительным маслом. Отсчитав шесть секунд, перебросил в воду. Выждав с минуту, извлек. Такой способ закалки порекомендовал имплант. Детали оказались теплыми, но пальцев не обжигали. Я обтер их ветошью – Салли, как пообещала,
Это подтвердил заглянувший ко мне Тибби.
– Порох стоит пять силли за фунт. Это зерненый. Пылевой дешевле, но его плохо берут: нагара много. Чистить оружие после него трудно. К тому же пылевой тянет влагу: если зарядил, нужно сразу стрелять. Если помедлить, порох может не загореться.
Стоп!
– Каким порохом испытывали пистолеты?
– Пылевым. Мастер Зак сказал, что так дешевле. Арсенал не дает пороха для испытаний.
– Стреляли сразу, как заряжали?
– Да, мастер!
Значит, не во влаге дело.
– Когда происходили осечки?
– На четвертом – пятом выстреле.
– Когда чистил пистолеты, запальные отверстия были забиты?
– Да, мастер, – прямо пробки. Ковырял чисткой. Но это было потом. Во время испытаний чистить пистолеты нельзя.
Вот и ответ! Что мы имеем с гуся? Жадного лавочника, который сэкономил на порохе и сорвал сделку. Таких людей нужно лечить. Хотя… В его возрасте бесполезно.
В глазах Тибби мелькнула догадка.
– Вы думаете, мастер?..
– Именно! – подтвердил я. – Плохой порох и незакаленные детали. В остальном пистолеты хорошие.
– Вы их исправите?
– Хоть завтра.
– Не спешите! – замотал головой Тибби. – Зак решит, что вы ничего не делали – просто отобрали десяток лучших, поэтому не заплатит.
Нет, все-таки гадский дедок!
– Отдайте через неделю, как договорились.
Я кивнул.
– И еще, – Тибби потупился. – Мама просит вас не кормить сестер.
– Почему?
– Мы не нищие.
Разумеется! Всего лишь бедные, и по этой причине очень гордые.
– Я не кормлю их, Тибби, а угощаю. Имею право?
– Да! – согласился мальчик.
– Так что не надо мне запрещать. Я мастер или где?
Тибби не понял вопроса, но на всякий случай закивал.
– Вот! – он протянул корзину. – Мать просила передать. Там одеяло – Салли сказала, что у вас его нет, и рубашка покойного отца. Она чистая, не беспокойтесь. Мать говорит, что куртка почти новая, из нее выйдет платье для Нэнси.
– Благодарю! – сказал я, беря корзинку.
Тибби убежал, и я рассмотрел подарки. Одеяло сшито из лоскутов – по летнему времени сойдет. Рубашка коротковата, но носить можно. Свою я постираю и оставлю на выход.
Я запер ворота и сходил в сарай. Днем я обнаружил там моток проволоки. Судя по диаметру, ее использовали на шпильки для крепления деталей. В мастерской я откусил щипцами три куска, разогрел их в горне и выковал рыболовные крючки. Навязав их на короткие поводки, прикрепил к купленному шнуру. К концу снасти прицепил свинцовое грузило. После чего сходил в погреб и принес сердце разделанного поросенка. Для наживки хватит.
Забросив донку, я прикрепил свободный конец шнура к водяному колесу. И в глаза не бросается, и рыба не утащит. Вернувшись, я умылся, постирал рубашку и завалился спать. Мирка последовала за мной.
– За мышами пойдешь? – спросил я.
Горностайка зевнула и устроилась на моей груди.
– Правильно, – одобрил я. – Нечего детей пугать. Продукты я спрятал – не доберутся. К тому же, думаю, ты их распугала.
Мирка стрекотнула в подтверждение, и мы уснули.
Встал я затемно. Быстро справив нужду, побежал к реке. В рассветной мгле было видно, что шнур вытянут в струну. Я встал на опору рядом с колесом и попытался снасть вытащить. Шнур не поддался – едва ладони не порезал. Это кто ж там у нас сидит? Подумав, я сбегал в дом и вернулся с кочергой – заменит багор, если нужно – и стал медленно вращать колесо. Оно скрипнуло и потащило шнур. Тот взрезал водную гладь и заметался из стороны в сторону. Я ослабил нажим, шнур успокоился. Я надавил на спицу – шнур заметался. Так повторялось несколько раз. Наконец над водой показалась широкая голова с выпученными глазами. Я подтащил ее поближе, подвел кочергу и подцепил рыбу крюком за жабры. Глотнув воздуха, она ослабила сопротивление. Склонившись с опоры, я вытащил из зубастой пасти крючок и рывком перебросил добычу на берег. Упав на траву, рыба запрыгала, но я, подскочив, успокоил ее ударом по голове. После чего рассмотрел.
Налим, как его определил имплант, оказался длиною около метра и примерно килограммов в пять весом. Темная, почти черная кожа с большими желтоватыми пятнами. Я бросил рыбу к забору и вернулся к колесу. К моему удивлению, снасть не пустовала. В этот раз тащить было легче. Я стал обладателем еще одного налима поменьше и окуня. И как только шнур выдержал?! Рыбы в этой реке – хоть веслом мешай. А чему удивляться? Запретительный налог в действии.
Я отвязал донку и спрятал ее в траве. Если найдут, открещусь. Мое то, что внутри двора, снаружи – чужое. Окуня и одного налима я оттащил в ледник, после чего занялся оставшимся. Отрезал голову, выпотрошил и почистил. Привлеченная моим занятием, явилась Мирка. Я предложил ей налимью печень, но Мирка презрительно фыркнула. Вот привереда! Это же деликатес! Не любит моя горностайка рыбу, а я так – наоборот.
К приходу Салли куски рыбы, обвалянные в муке, шипели на сковороде. Растительное масло в доме было – осталось еще от Клауса, и процесс шел. По мастерской плыл одуряющий запах. Салли, шагнув за порог, застыла.
– Проходи! – пригласил я. – Умеешь жарить?
– Где вы взяли рыбу, мастер?
– Купил.
– Ходили на рынок?
– Нет. Постучали в ворота, открыл – человек с мешком. Предложил купить рыбку – по пенни за штуку. Как думаешь, не переплатил?
– Вы заплатили за это пенни? – изумилась Салли, глядя на сковороду.