Запечатанное письмо
Шрифт:
Его голос мягок и мелодичен.
— Теперь вы уже понимаете, что напрасно хранили искреннюю верность коварной подруге, напрасно доверяли ответчице, а не свидетельству своих чувств, напрасно уклонялись от вызова в суд. Но от имени британского правосудия я хочу поблагодарить вас за мужество, позволившее вам появиться здесь сегодня. — Широкая поощрительная улыбка. — Джентльмены из жюри, я уверен, сочувствуют вашему рассказу об обманутом доверии и рады, что вы вовремя все осознали и прояснили характер ответчицы и ваш характер.
Его добрый тон лишает ее сил. «Только не плакать, — приказала себе Фидо, — не смей
— Могу только сожалеть, что в своих предыдущих выступлениях я так дурно отзывался о вас, мисс Фейтфул, и здесь, перед лицом суда, я беру назад свои слова. Мой клиент в данный момент получил более ясное представление о сложностях его семейных отношений с 1854 по 1857 год, — сказал Боувил, — и по его желанию я заявляю, что он считал ваше влияние на жену скорее положительным, чем отрицательным.
Так вот оно, вознаграждение, которое Гарри обещал ей, сидя рядом в кебе. Но как присяжные воспримут этот крутой поворот? «Все мы похожи на лжецов, все без исключения».
— Вы подтверждаете, что истец хорошо относился к вам во время вашего пребывания в его доме на Экклестон-сквер?
— Да, я видела от него только доброту и вежливость, — бесстрастно произнесла Фидо.
— В отношении так называемого запечатанного письма, которое вызвало столько досужих домыслов, — продолжал Боувил. — Я хотел бы отметить, что, насколько помнит истец, оно содержит только запись о его мнении, что вам лучше возвратиться к своим родителям, и ничего порочащего вас.
Ей следует радоваться: это ключ от двери ее тюремной камеры. (Но для слушателей это совершенно непонятно: если в письме нет ужасных обвинений против нее, тогда зачем Гарри писал его и передал брату и почему Боувил так многозначительно размахивал им в суде две недели назад?) Тише, тише, Иуда уже получил свои тридцать сребреников. «Умоляю, отпустите меня!»
— Теперь, если позволите, перейдем к полковнику Андерсону. Когда вы с ним познакомились?
У Фидо опять началось усиленное сердцебиение. Гарри и его адвокат наверняка думали, что по условиям их сделки она готова сказать все. И конечно, вчера, когда она рвала на клочки бархотку, она и сама решила, что сегодня отплатит Хелен за все. Но сейчас, когда дело дошло до этого, почему-то…
Она начала спокойно описывать свои встречи с Дэвидом Андерсоном.
— Боюсь, я не могу назвать даты его визитов, так как не веду дневника.
— Были ли они наедине в вашем доме? — подсказал Боувил.
— Наедине? — повторила Фидо. Вот он, ее шанс, эта линия, прочерченная на песке.
Адвокат кивнул и ждал ее ответа.
Она обнаружила, что почему-то не может… и не хочет переступать черту.
— Мне повторить мой вопрос, мисс Фейтфул?
Она покачала головой. Это не милосердие; больше она не испытывает тепла и нежности к Хелен Кодрингтон.
— Нет, — осипшим голосом проговорила она.
— Под этим «нет» вы имеете в виду, что мне не нужно повторять вопрос?
— Я имею в виду, что они никогда не находились в моем доме наедине.
«Я там тоже была: стояла прямо за дверью гостиной и прислушивалась».
В зале шум, шорох подошв по полу, переговоры. Кто из них радуется за эту красивую порочную женщину, думает Фидо, и кто предпочел бы, чтобы Хелен была наказана? Ей пришло в голову сравнение со сценой утопления ведьмы: гладкая золотистая головка появляется над водой, снова тонет, снова выныривает и опять скрывается.
Адвокат подозрительно сощурился.
— Вы помните разговоры с миссис Кодрингтон о соответчике?
«Если я скажу, что не помню, никто мне не поверит». Она молчит, осторожно выбирая слова.
— Однажды я сказала ей, что ее дружба с полковником неблагоразумна и что я не хочу быть замешанной в их отношения. — Да, это звучит правдоподобно. Фидо действительно говорила так Хелен — среди прочих вещей. «Правда, частичная правда и все что угодно, только не вся правда».
Боувил подошел ближе.
— И это все, что вы думаете о ее поведении? Ничего более серьезного, чем просто неблагоразумие?
— Я уже сказала.
— Вы утверждаете, что никогда не видели своими глазами непристойной близости между ними?
Что значит — видеть своими глазами? А если снаружи, за дверью, прижимаясь к ней, отгораживающей ее от тайны?
— Никогда, — подтвердила она.
Она судорожно стиснула пальцы, умирая от желания затянуться сигаретой. То, что Фидо делает, — скорее, не делает — конечно, может не играть важной роли. Существуют и другие свидетели, которые охотно поклянутся на Библии в преступности Хелен. Но Фидо не сделает второй шаг. Пусть Хелен падет, но Фидо не станет той, кто столкнет ее в пропасть. Она скорее предоставит это сделать суду, провидению или если провидения нет, то судьбе, року. Ее руку останавливает не преданность и не прощение. Только стремление сохранить душевное равновесие, уверенность в себе, не стать подобной Хелен. Только уйти назад, в прошлое, чтобы найти себя, свое настоящее «я» в этом вязком тумане.
Фидо показалось, что Боувил собирается нанести упрямой свидетельнице ответный удар. Он может потребовать, чтобы суду было предъявлено запечатанное письмо. Одна эта мысль приводит ее в полное смятение. Черная печать может быть взломана, и, подобно чумной заразе, страшное обвинение вырвется на свободу. Фидо опустила свое оружие, тогда как Гарри по-прежнему крепко сжимает свое. Она умоляюще посмотрела на адвоката.
Боувил вздохнул и обменялся взглядом со своим клиентом. Гарри едва заметно качает головой, и адвокат произносит слова, которые даруют ей свободу:
— Милорд, у меня нет больше вопросов.
Глава 17
ВЕРДИКТ
(от англо-нормандского «говорить правду»: окончательное и единодушное решение жюри по окончании судебного разбирательства)
Веселей гляди, ребята, наш корабль летит вперед!
Там нас вновь победа ждет, как весь славный этот год.
Мы не рабские душонки, честь и слава — наш удел.
Кто свободней сынов моря? Кто на них пойти посмел?
68
Гаррик Дэвид (1717–1779) — английский актер, драматург, директор театра Друри-Лейн.