Запечатанное письмо
Шрифт:
«NB. Поскольку искательницы работы нередко направляли свои заявления в типографию „Виктория-пресс“, ошибочно полагая, что ее владелица мисс Э. Фейтфул представляет Общество содействия трудоустройству женщин и что именно к ней и нужно обращаться в подобных ситуациях, полагаем, здесь будет уместно разъяснить истинное положение вещей.
Одно время Общество рассматривало возможность организации типографии, где работали бы женщины, но пришло к заключению, что таковое предприятие будет более успешным как частное предприятие; потому мисс Фейтфул и взяла на себя осуществление данного проекта. Общество считает необходимым заявить, что оно не связано с издательством „Виктория-пресс“ ни юридически, ни организационно. За последние четыре года мисс Фейтфул не принимала
Выражаем надежду, что после данного разъяснения вопрос можно будет считать закрытым»
«Лэнгхэм-Плейс
30 октября 1864 г.
Дорогая мисс Фейтфул!
Прилагаю окончательный вариант первого номера „Виктории мэгэзин“ и с нетерпением жду, когда я смогу просмотреть гранки.
Хотя Вы можете этого не знать, но Ваше неожиданное отсутствие на протяжении нескольких недель чрезвычайно осложнило мне подготовку к выпуску этого номера. По дополнительным причинам эта задача оказалась более трудной, чем я ожидала; должна сказать, что с тем бюджетом, который Вы мне предоставили, я нашла практически невозможным достигнуть высоких стандартов, о которых мы с Вами мечтали. Я понимаю, что вложения должны расти постепенно, но в настоящий момент, не располагая достаточными средствами для выплаты гонорара уважаемым писателям, вряд ли можно добиться реального улучшения.
Признаюсь, лишь после долгих размышлений я решила со следующего месяца отказаться от интересной работы, которую Вы так любезно предложили мне, я имею в виду создание периодического издания, которое со временем, под Вашим редакторством или кого-то другого, безусловно, станет очень значительным и авторитетным выразителем идей нашего движения.
Разумеется, в принятом мной решении сыграли свою роль и определенные посторонние факторы. Нам нет необходимости обсуждать их.
Поверьте, мисс Фейтфул, я ничего не имею лично против Вас — я всегда буду испытывать глубочайшее уважение к Вашей работе и сожалеть о требованиях момента.
Фидо лежит в постели; сквозь занавеси с трудом проникает бледный желтый свет. Она с удивлением ловит себя на том, что хотела бы никогда не уезжать из Хэдли. Но мысль почувствовать себя заурядной женщиной кажется ей очень привлекательной. Она могла бы остаться жить в своей семье, быть просто дочерью, у которой только и дела, что играть на фортепьяно и помогать матери заботиться о деревенских ребятишках…
После суда Эстер не осталась поговорить с Фидо. Фидо видела ее снаружи Вестминстер-Холла, когда та еле шла по улице, спотыкаясь, словно больная. Как она опишет этот долгий день своему мужу, что расскажет отцу и матери, когда приедет к ним?
Фидо не могла заставить себя принимать это близко к сердцу. Слишком велика ее усталость после шести лет работы в замкнутых душных конторах, где ей приходилось выслушивать отчаявшихся женщин; после шести лет отчаянных усилий предоставить возможность выбора представительницам своего пола (которые, в большинстве своем, в основном интересуются рюшками да оборками!). Она израсходовала все свои силы, все терпение, все сочувствие. И каковы же результаты грандиозного проекта, в котором она принимала участие? Около двух дюжин женщин, которые умеют набирать текст и вести бухгалтерский учет, вместо того — или перед тем — чтобы рожать детей. Сколько взволнованных речей, сколько страстных убеждений и доводов — и все напрасно! Ни один закон, попирающий права женщин, так и не изменен.
«Я не из таких женщин», — сказала Хелен, когда Фидо предложила ей работу корректора. Только теперь Фидо осознает подразумеваемый ею оскорбительный смысл. Хелен вовсе не хотела этим сказать, что она не способна на эту работу. Она имела в виду, что работа — это унизительный выход для женщин, число которых сейчас намного превышает мужское население Англии, не нашедших себе мужа.
Фидо продолжает неподвижно лежать в постели. У нее не осталось никакого запаса сил, все ее резервы исчерпаны. «Можно продать типографию, — думает она со смутным искушением, — или закрыть ее на время и отправиться за границу — на собственные средства. Родителям это понравилось бы». (В Париж? В Амстердам? Или в Рим?) Это понятно; кто мог бы винить ее после того, что произошло?
Она отворачивается от окна и продолжает лежать. «Еще несколько минут, — говорит она себе, — и я встану и приму холодный душ».
Через час она уже была в типографии на Грейт-Корэм-стрит и работала над невыполненными заказами. Все утро она наспех корректировала материалы. Она сознавала, что пропускает ошибки, но это не важно: главное — поскорее все напечатать.
Как она будет выпускать «Виктория мэгэзин» теперь, когда уходит Эмили Дэвис? Авансовой подписки не так много, как она надеялась, — в Лондоне не так уж плохо, но в сельской местности — полный провал. Она была не в состоянии платить высокие гонорары за второсортные рассказы Тома Троллопа; в следующий раз подумает, прежде чем обещать. Оставалось ей самой быть и издателем, и редактором, и распространителем. Придется экономить и — под разными именами — самой писать материалы для журнала. Где же она найдет многообещающих писателей, которые согласятся участвовать в журнале практически без вознаграждения?
В перерыве Фидо просматривала свою почту, отмечала, кто ей пишет, а кто многозначительно молчит. Как жрица по внутренностям жертвенного животного читала будущее, угадывала и считала своих друзей, врагов и, конечно, тех, кто выжидает, что станет с когда-то влиятельной и энергичной Фидо Фейтфул. Она не видела среди писем приглашения выступить на очередной конференции Общества социологических наук — но, с другой стороны, оно не аннулировало контракты с ней на издание его статей и отчетов. Кроме Бесси Паркес, никто из ее клиентов не порвал с ней деловых отношений.
Ни одного письма от Изы Крейг, Джесси Бушере, Сары Левин. Означает ли это, что вся Лэнгхэмская группа солидарна с Эмили Дэвис и Бесси Паркес, что все они решили предать Фидо забвению?
Но она не позволит себе предаваться унынию, ни у кого не станет просить помощи. В настоящий момент она, во избежание оскорблений, ни к кому не ездит, не развозит свои карточки, не посещает никакие светские мероприятия. Это временное, стратегическое отступление. Она напомнила себе, что к тому моменту, когда она покинула место свидетелей, Боувил сделал все, что было в его силах, чтобы как-то подправить ее репутацию. Некоторое время Фидо будет тихой и кроткой, но в отчаяние не впадет. И уж конечно, из принципа ни за что не закроет типографию!
Забыв о том, что на столе стоит чашка чая и тост с ветчиной, она сосредоточенно изучала счета типографии. Суммы оказываются значительно выше, чем она ожидала. Несколько минут она сидела в задумчивости, затем приняла решение и вызвала старшего метранпажа.
— Мистер Хэд, я начинаю понимать, что не совсем справляюсь с делами.
Молодой человек с вежливым вопросом в глазах склонил голову набок.
— Мне надоело, что меня обманывают и подсовывают негодную бумагу. Чтобы контролировать расходы типографии, для чего у меня нет ни времени, ни достаточных знаний, мне требуется серьезный и ответственный человек. Вы могли бы взять на себя эту работу?
— Если меня устроят условия, — без запинки ответил он.
— Разумеется. Кроме того, должна доверительно сказать вам, что типография крайне нуждается в средствах. Я решила — хотя и неохотно — продать паровой пресс, поскольку у нас явно недостаточно для него газетной работы. (И потому, что она больше не хочет появляться на Фаррингдон-стрит.)
— Скажите, мисс Фейтфул, вы никогда не думали пригласить партнера?
Она настороженно выпрямилась.
— Видите ли, у моего отца имеется небольшой капитал, который он намерен передать мне, если подвернется подходящее дело, — смущенно пробормотал мистер Хэд. — Тысяча фунтов.