Записки экспедитора Тайной канцелярии. К берегам Новой Англии
Шрифт:
Глава IV,
в коей ясно видно, что провинциальному обществу далеко до светского лоска, а морские баталии предпочтительней тихой жизни
Доктор исполнил свое обещание и в означенный час прибыл за Самойловым. Может, сказалась близость к Петербургу, а может, тот факт, что хозяйка дома была воспитана в европейском духе, но ассамблея и впрямь походила на столичную. В дверях гостей встретил камердинер и, сопроводив их в просторную залу, громко, с чувством собственного достоинства, словно понимая, что не каждому на роду выпадает счастье оглашать почетных гостей, произнес:
– Господин Самойлов! – Последовала небольшая пауза, ровно такая, чтобы эхо оттолкнулось от сводов, а затем следующее объявление: – Господин Волков!
Очередное эхо рассеялось, и все, кто был в зале, жадно впились глазами в новую персону, предвещавшую если не интригу, то хоть какое-то разнообразие провинциальной жизни. Мария Карловна осталась довольна произведенным впечатлением, это она попросила доктора предоставить к обеду столичный «аперитив». Меж тем, как и велел светский этикет, хозяйка дома с достоинством произнесла:
– Друзья мои, вы смотрите так, как будто хотите съесть нашего гостя! На этот случай у нас готов обед.
Гости проследовали в столовую, где вдова с не меньшим успехом продемонстрировала, что именно ей в этом обществе принадлежит пальма первенства в умении не только развлечь приглашенных, но и сервировать стол изысканными яствами. Гости расселись, хозяйка заняла почетное место во главе стола, по правую руку был посажен Самойлов. Несмотря на то что этой женщине уже довелось пережить потерю близкого человека и на ее попечении остались не только дом и хозяйство, но и пасынок – балбес лет пятнадцати, сии тяготы не лишили ее природной красоты, может быть, потому, что вдова была еще довольно молода. Ей никак нельзя было дать больше тридцати.
В разгар застолья разговор завертелся вокруг охоты.
– Я вот, например, охоту жалую только псовую! – гудел тучный помещик. – Потому как это дело!
Супруга его охотно кивала.
– Стрелять зверя – это, значит, удел черни? – прервал сии рассуждения господин в дальнем конце стола. – А ведь меткий выстрел – ах, какая редкость!
– А что при дворе сейчас практикуют? – поинтересовался отставной офицер у Самойлова.
Гости оторвались от трапезы и воззрились на столичного жителя, за коего они держали Ивана, в надежде услышать придворные сплетни, чтобы потом обсуждать их долгими зимними вечерами в соседских гостиных за чаем.
– Матушка государыня занята делами более важными, чем сии забавы, – не оправдал ожиданий Самойлов, не отличавшийся многословием.
Повисла неловкая пауза, вновь застучали ножи и вилки. И вдруг супруга ревнителя псовой охоты разорвала тишину:
– Однако вы слышали, в прудах вновь утопла девица?..
Мария Карловна улыбнулась Ивану, пытаясь сгладить неловкость, произведенную столь неуместным сообщением, лишенным хоть какой-нибудь светскости. Слава богу, что теперь есть в ком найти понимание, а то ведь кроме доктора ни одного достойного собеседника. Уже столько лет ее окружают лишь сентиментальные барыни, выросшие среди кадил и кадушек, да их мужья, рассуждающие о видах на урожай да о том, сколько щенков принесет в этом году борзая сука.
– Ой, не знаю, господа, – вдова промокнула губы салфеткой, – все это становится слишком загадочным!
– Водяной это! – Офицер уже порядком принял, чтобы заметить, что хозяйка дома не желает поддерживать сию малопригодную для развития аппетита беседу.
– Бог с вами! – вскинул руки священник. – Какой водяной?! – он трижды мелко перекрестился.
– Еще с той осени пропадать людишки стали, – глядя в початую бутылку, не унимался краснолицый офицер. – Поначалу думали, омут затягивал. Ан нет, всех находили. Кого через день, кого через неделю. – Он сделал многозначительную паузу и повернулся к Самойлову для придания пущей важности сказанному: – Иных так раздуло – узнать невозможно!
Пасынок громко икнул. Общество за столом переглянулось, кое-кто не в силах оказался скрыть злорадную усмешку. Мария Карловна, все еще пытаясь соблюсти хоть какую-то благопристойность, сдержанно прошептала:
– Веди себя должно, Павел!
Однако разговор, начатый столь некстати, волновал местное общество даже сильнее, чем дворцовые сплетни. Все-таки двор располагался в Петербурге, до коего без малого два дня конного пути, а происшествие, имевшее место накануне, вот оно – рядом. Каждого может коснуться. А ну как водяной чинов не разбирает? Никому не хотелось оказаться на месте погубленной девки.
– А вы что себе думаете? – обратилась дородная помещица к доктору. Волков в морских баталиях видел и не такое, его жизненному опыту многие в округе доверяли. Да к тому же лишь он да Самойлов осматривали давеча несчастную.
– А чего тут думать? Утопленница как утопленница, бес ее знает. – На сем неблагопристойном слове доктор запнулся и молвил, глядя на священника: – Простите, батюшка! А вы вот у господина Самойлова поинтересуйтесь, – перевел он разговор, – его земля аккурат к тому месту-то и выходит.
Все вопросительно повернулись к Самойлову, он откинулся на спинку стула и удовлетворил интерес собравшихся скудными сведениями:
– Найдена поутру. Руки-ноги порезаны.
Доктор покосился на нового знакомого. «Ишь ты! Словно доклад какой прочел, военный – сразу видно, к бабке не ходи. Сказал скупо, по делу». Он оглядел присутствующих – гостям явно хотелось подробностей.
– А правда, что девица оная без одежды найдена? – не выдержала одна из дам.
– Правда, – опять прозвучал односложный ответ.
– И никаких более следов насилия над ней не было? – Офицер сделал очередной глоток, не обращая внимания на грозные взгляды хозяйки дома.
Видимо, без ее вмешательства они никогда не сойдут с неприятной темы:
– Да полноте вам, господа, о мертвых девицах да за столом. – В ее словах прозвучал укор, а потому она попыталась свести все на шутку: – В вашем возрасте о живых более пристало думать.
По всему было видно, что женщина эта хоть и провела последние годы в провинции, но светского лоска не потеряла. Он не слетел с нее даже, когда пасынок, порядком набравшийся, возразил ей: