Записки экспедитора Тайной канцелярии. К берегам Новой Англии
Шрифт:
– Уходим!
Яцура словно только и ждал этого приказа: он опрокинул Мари на руки Маслова и одним рывком бросился к лошади, да столь быстро, что Вожжов так и застыл от калмыцкой наглости, не в силах ничего ей противопоставить. Так бы и ускакал Иванов недруг, если бы не меткий выстрел француза. Он-то и вышиб Яцуру из седла. Гибель верного слуги на миг остудила горячность главаря, но буквально через мгновенье он опять был готов к схватке. Ивану тоже не терпелось поставить последнюю точку в затянувшемся поединке. Он сделал несколько колющих выпадов, заставляя соперника пятиться, а в конце атаки отвесил поляку боковой удар тыльной стороной эфеса.
Тот оттер кровь с разбитых губ и кинулся на Ивана с удвоенной яростью. Отбив острие, он поднырнул под клинок и нанес бы Самойлову смертельный удар, не отшатнись тот в сторону. Клинок, на который он при этом оперся, сломался – сталь не выдержала веса тела. Иван спас себя, но лишился оружия. Он огляделся: поблизости валялся лишь обломок древка казацкой пики. Самойлов, не мешкая, подобрал его. Парируя сыпавшиеся удары противника, он с каждым разом укорачивал остаток копья – сабля главаря делала свое дело. И вот она разрубила то, что когда-то было опасным оружием, надвое. Два обрубка в руках драгуна не оставляли ему шансов на победу. Но сызмальства наш Ваня был обучен биться до конца. И он исхитрился-таки: отбив обрубком древка, зажатым левой рукой, саблю противника в сторону, он правой, которой держал другой обрубок с наконечником, дотянулся до цели. Острие воткнулось главарю в живот. Могучий поляк проковылял несколько шагов и упал на колени. Держась за живот и роняя кровь изо рта, он судорожно хватал воздух.
Вожжов усмехнулся и спрятал клинок в ножны. Француз зааплодировал:
– Bravo!
Едва первый луч позолотил верхушки деревьев, Самойлов велел своим спутникам собираться в дорогу. Вожжов начал седлать лошадей, прислушиваясь между делом к гортанному языку иноземцев. Надо же, как вороны каркают и при том друг друга понимают, чудно, право слово.
– Presque tout est la, l’essentiel, c’est qu’on ait de nouveau les letters. Tiens ton arme! [2] – Ла Шанье передал Мари веер.
2
Почти все цело, главное, что письма снова у нас. Держи свое оружие!
Вроде бы обычная приправа к дамскому туалету, но как-то не вязалась она с мужским дорожным платьем Мари, кое к тому же после давешних происшествий за карнавальный наряд совсем уж выдать не удалось бы. Ну допустим, по приезде в столицу эту оплошность можно поправить, кринолин ей, верно, тоже пойдет, размышлял Иван. «Хороша девка!» – вертелись в его голове слова главаря-поляка, пока он украдкой следил, как красивая нездешней красотой Мари, которую не портили трудности дальнего путешествия, развернула и свернула веер.
И все-таки смекалка Ивана не подвела: не для праздных увеселений предназначен был сей предмет. Веер служил ножнами изящному кинжалу. Его металл на миг отразил утренние робкие лучи, а потом снова скрылся в необычном футляре. Да, по всему видно, что бумаги, сохранность коих первым делом проверил Ла Шанье, имеют немалую ценность для визитеров князя Меншикова, раз они так прекрасно вооружены. Хорошо, что хоть письма сии сохранить удалось.
– А с этими что будем делать? – услышал Иван голос Маслова. – Может, похороним?..
– Ага, щас я им крестов понаделаю и памятник поставлю! – привычно заворчал в ответ Вожжов.
– Негоже их здесь бросать-то. – Маслов был прерван на полуслове одиноким выстрелом, отозвавшимся многократным эхом в древних стенах.
Очнувшийся главарь сделал свое черное дело: драгун лежал бездыханный на сырой земле. Несмотря на тихий и мягкий нрав, отваги Маслову было не занимать. Не раз он шел в атаку на басурманов за землю русскую, за царя-батюшку, в каких передрягах только не был, но всегда хранил его Господь. А здесь, в стенах древнего монастыря, не уберег. Злодей, накануне проигравший в честном поединке, отмстил столь низко – выстрелом в спину, но тут же получил по заслугам: Мари прострелила ему голову из миниатюрного пистолета, который только что вернула себе.
Пришлось Вожжову все-таки копать могилу, правда, для Маслова. И крест поставил. Вот только не было времени горевать, надо было сполнять службу государеву, а она, как известно, промедлений не терпит.
Отряд продолжил сборы. И когда Самойлов уже подтягивал подпруги у своей лошади, чтобы вскочить в седло и двинуться в путь, Мари подошла к нему:
– Ты есть настоящий храбрец! – начала она с сильным акцентом. – Я буду все говорить твой начальство. Merci.
– Да какой там храбрец?! Попался, как дитя малое.
– Вы сослужили кароший служба мне и французский корон, – прервал его Ла Шанье. – Это вам, – он протянул Самойлову кошелек. – Если вы готовы и дальше служить, я буду вам еще платить всякий раз.
– Месье. – попытался возразить Самойлов.
– Шевалье Ла Шанье! – отрекомендовался француз.
– Вот что я вам скажу, шевалье, службу я свою не исполнил. Мне сказано было встретить карету, внутрь не заглядывать и в разговоры с вами не вступать. Сопроводить вас до столицы. А вот как вышло!.. Так что оставьте ваши деньги при себе.
Но тут не выдержал Вожжов:
– Это что ж это получается, ты за всех все решил? А то, что мы рисковали головой, вызволяя их из плена, об этом ты запамятовал?
Упрек попал в цель. Головой рисковали все. Но поручение было их главной целью, а пока выходило, что они его не выполнили, как было приказано. Все это промелькнуло в голове у Ивана.
– Мы нарушили приказ, – спокойно объяснил он Вожжову свой поступок. – Карету мы не встретили, а посланников отбили у разбойников. И слава богу! И вообще решения здесь принимаю я, на правах старшего, – он впервые напомнил своему товарищу о субординации. Но Вожжова это напоминание лишь еще более задело, и он в сердцах крикнул Ивану:
– Ах да! Совсем забыл! Прости дурака! Ты об этом Маслову, покойнику, расскажи. Значит, как рисковать головой – тут все мы горазды, а как только получить заслуженную награду, вот тут у нас с головой беда какая-то происходит! Может, тебе юродивым заделаться, честный ты наш?!
Может, Вожжов и покрепче бы выругался, но присутствие дамы сдерживало сей порыв. Дама тем временем улыбнулась:
– Мне кажется, ми это можем исправить!
– Что? – переспросил Иван.
– Ми снова сядем в карету, ваш друг может править. А вашему начальству ми говорить, что наш кучер заболел по дороге.