Записки экспедитора Тайной канцелярии
Шрифт:
– Чем обязаны?
– Проси его светлость об аудиенции! – тоном, не терпящим возражений, потребовал Андрей Иванович.
– Его светлость не принимает, – высокопарно объявил секретарь.
Ушаков будто ждал такого ответа – нисколько не смутившись, он жестко скомандовал:
– А ты сделай милость, скажи, что к нему Ушаков пожаловал по важному делу. А если ты, петух гамбургский, еще слово молвишь, я тебя за ребро подвешу на крюк. С дороги!
Он отстранил секретаря и решительно направился вверх. Иван с непроницаемым выражением лица не отставал ни на шаг.
Англичанин мысленно взвесил, что будет круче – гнев хозяина или обещанная Ушаковым кара. Но так как выбора, собственно, уже не было, он поспешил опередить незваных гостей и хотя бы предупредить господина барона об их приходе.
По всей вероятности, Андрей Иванович уже бывал в этом доме и раньше – так уверенно он шествовал по богатым залам, пока они с Самойловым не оказались в уютной гостиной с маленьким столом в центре и двумя креслами напротив – парадной приемной. Благодаря расторопности секретаря ждать им пришлось не больше минуты. Уитворт, одетый в расшитый домашний халат, вошел стремительно и несколько нервно, и было видно, что посол на самом деле не ожидал визита посторонних лиц. На лице его, тем не менее, играла учтивейшая улыбка – привычка владеть собой и никогда не забывать о дипломатии много раз выручала этого умного англичанина. Он выдержал короткую паузу, слегка поклонился и спросил:
– Чем могу служить?
– Милорд, мне хотелось бы задать вам один вопрос, – ответствовал Ушаков.
– Всего один? – Уитворт заулыбался еще шире. – Прошу вас.
Он указал на кресла и, пока гости усаживались, налил в бокалы вина. Взяв один, он жестом предложил Ушакову и Самойлову присоединиться. Доброе английское вино не мешало еще ни одной приятной беседе.
– Известно ли Вашей светлости, – начал Андрей Иванович, поглядывая на обнаженные фигуры греческих богинь, что красовались на старинных полотнах, – как карается на Руси прелюбодей, покусившийся на честь чужой жены?
– I don’t understand [16] . И зачем мне это знать? – рассмеялся посол, силясь изобразить беспечность.
Ушаков явно наслаждался своей миссией: говорил медленно, игриво, с улыбочками, при этом не забывал поглядывать на выражение лица жертвы – как быстро этот англичанишка растеряет свою деланую веселость и выдаст себя с потрохами?
– Расскажу я вам занятную историю. В числе фрейлин Екатерины Алексеевны нашему покойному государю приглянулась особа по фамилии Гамильтон или «девка Мария Гаментова», как она проходит в документах наших. А на беду свою, Мария, как уверяют, была страстно влюблена в денщика Петра I, Орлова. Как-то государь не нашел один важный документ, разгневался и позвал к себе Орлова. Тот решил, что царю донесли о блуде его с Марией, упал на колени и во всем сознался. Рассвирепевший от ревности государь велел Марию «казнить смертию».
16
Я не понимаю.
14 марта 1719 года осужденная взошла на эшафот в белом платье с черными лентами. Молила царя о пощаде. Тот поцеловал ее, подержал в своих объятиях, а когда свершилась казнь, поднял отрубленную голову, приложился губами к губам. И прочитал лекцию для присутствующих об анатомии, указывая на органы, коих коснулось железо, и объясняя их значение и функции.
Лицо Уитворта невольно скривилось от ужаса и отвращения, но он опять попытался скрыть свои чувства и с усмешкой спросил:
– К чему вы мне все это рассказываете?
– А к тому, милорд, что, смею заметить, Мария Гаментова не была женою царя, но за измену на плаху пошла. Вот вам, например, за прелюбодеяние с чужой женой грозит кол в зад.
Тут уж посол не выдержал – вскочил, как будто и впрямь ему кол воткнули и вскрикнул:
– My lord!
Но Ушаков, вошедший в раж, и бровью не повел, даже нарочно пригубил от налитого хозяином бокала, давая понять, что судьба высокопоставленного англичанина его совершенно не заботит.
– А что случилось? Или грешок какой есть?
В эту самую минуту в залу вошел злополучный секретарь. Как можно более торжественно и как можно более некстати он объявил:
– She has come, my lord [17] .
Уитворта как прутом огрели – он вздрогнул и сделал движение в сторону двери. Андрей Иванович, уже в достаточной мере насладившийся увиденным, поднялся и произнес:
– Ну что ж. Не смею вас более задерживать. Мне показалось, что эта история будет для вас любопытной.
Затем коротко поклонился и спокойно покинул гостиную. Иван молча откланялся и последовал за ним. Англичанин проводил их долгим тяжелым взглядом. Лицо его не предвещало ничего хорошего. Секретарь увидел это и поспешил исчезнуть, дабы не нарваться на лихую расправу.
17
Она пришла, милорд.
На лестнице Ушаков и Самойлов увидели именно того, кого и ожидали: навстречу им поднималась вдова Фирсанова. Она несколько опешила от неожиданности, но быстро взяла себя в руки. Поравнявшись, они лишь молча обменялись поклонами.
Иван думал, что теперь они уедут, но ошибся – Андрей Иванович велел кучеру ожидать их в конце аллеи, а сам повлек Самойлова в лабиринт дорожек, огороженных высоким кустарником, как стенами.
– Похоже, она и подмешала яду нашему герою, – начал рассуждать Ушаков. – А ты что думаешь? Погоди, ты говоришь, что и дочь ее побывала в аптекарской лавке?
– Да, только она не дочь Анне Михайловне, а падчерица.
– Вот семейка! Бьюсь об заклад, мы с тобой до конца аллеи не дойдем, как Фирсанова вылетит от Уитворта. Уж больно он за свой зад испугался. На это стоит посмотреть.
Они схоронились за изгибом аллеи и стали наблюдать. Действительно, дамочка тут же показалась на крыльце, почти сбежала со ступенек, быстро села в карету и укатила.
– Так что, наша вдовушка и есть преступница? – уточнил Самойлов.
– Если исходить из ее интереса, то да, – объяснил Ушаков. – Зачем ей старик, если рядом есть ухажер помоложе, да к тому же иностранец? Старику подсыпают мышьяк. Только остановится ли она на содеянном?
Иван насторожился:
– Падчерица?..
– Если Фирсанова уберет с дороги и ее, то, почитай, она станет единоличной владелицей крупного состояния.
– Так надо предупредить девушку!
– Нет, Вань, спешить не надо, – урезонил горячую голову Ушаков. – Так мы не сможем доказать вину нашей очаровательной вдовы.
– Так что же нам, ждать? – удивился Самойлов.
– Ждать.
Такое хладнокровие совсем обескуражило Ивана. Сразу вспомнилась веселая миловидная Фекла, такая молодая и доверчивая. Неужели они не защитят ее от неминуемой смерти? В чем же тогда смысл их ремесла?