Записки грибника
Шрифт:
— Это кто тебе молвил? Старый такой, со шрамом в половину морды и без руки?
— Он самый. Страхолюд. Такого вечерой повстречаешь, сам кошель отдашь…
'надо будет Силантию рассказать, как его обласкали'
— Дальше сказывай.
— Так. До самого утрева глаз не сомкнул. А по утряни мне стрельцы в дверь стучат, зовут меня.
Вышел, они молвили: — 'что все служба у них закончилась, уходят они, могу теперь спать покойно'
Обрадовался, хотел робятишек пивом угостить, да они отказались от угощения, ждали их сани за воротами. Проводил, слегу накинул, в дом вернулся, холодновато было в опорках
— Она ещё не родила?
— рано ищщо, чуток опосля, бабка говаривала, что через пару седмиц срок придет, дитю родиться.
— Сказывай, чего дальше было, — немного грубовато, перебил его, доставая кошелек. Под пристальным взглядом достал оттуда одиннадцать алтын, добавил его счастливую денежку и сдвинул эту горку в его сторону.
Он пробормотал. — Благодарствую, — и продолжил рассказ, оставив монеты лежать на столе.
— Обрадовал её тем сто мне стрельцы поведали, с колодца воды принес, она на стол кашу поставила, снедали с ней. Она потом легла, уж больно живот большой, спина болит, таскать такое брюхо.
Я в баню пошел, дров подбросить, да и твой урок исполнять надо. С вечера снег шел, думаю, под утро кончился, лопату взял, от сараюшки, от дверей откинул, у баньки натоптано, там не стал. Хотел ужо унутрь зайтить а токмо след мне показался неведомым, будто мешок из-за угла тащили, глянул, да в сугроб и сел. Два пятна красных, снежком припорошены…Тут мне и понятны слова стрельцов стали.
Федор, спасибо тебе, за избавление от татей, — И это чудо отвешивает поклон.
— Ещё раз поклонишься, по сопатке получишь, понял?
Он кивнул удивленный, таким отпором. Я что боярин, чтоб мне каждый кланялся?
— Забирай деньги, заработал, и завтра приходишь сюда с утра. Как на заутреню прозвонят, чтоб стоял перед воротами как стрелец на посту. Работать будем, её у нас, ой, как много.
— Значиться…
— А то и значиться, Никодим приедет, за оплату поговорим, ступай.
Антип сгреб со стола монеты, хотел было… Даже дернулся. Но встретив мой взгляд, просто кивнул и вышел.
А сел на лавку, пододвинул ближе собаку, принялся рассматривать. Были у меня на этот счет свои мысли. Купцы иностранные жили все на кукуе, своей слободой, общались в большинстве своем только с нужными купцами. Отлитые из бронзы фигурки, товар не для местного рынка, изначально задумывал с дальним прицелом. Вот за эту статуэтку я хотел получить не меньше пяти рублей. Своего часа ждала композиция, на которую англичане, да и другие, наверняка клюнут. За несколько моих приходов, мы с Милославой, сотворили сеттера, стоящего в стойке, а позади него охотника со вскинутым ружьем. Эту картинку видел не раз, она стала каноном в охотничьем деле, эдакой визитной карточкой.
Она лепила, я портил, она делала, я ломал, но совместное творчество получилось что надо. Даже отцу её понравилось. Всё по замыслу должно было быть отлито по частям и спаяно. Вот это и было тайное оружие за интерес к нашей продукции.
Знакомые ремесленники, у которых случалось порой заказывать нужные вещи, обещали свести с кем надо, разумеется, не бесплатно… И вот теперь у меня есть с чем идти на первую встречу.
Кровь из носа мне нужен выход на европейский рынок, на нем меня интересует всего одна единственная вещь. Картофель. Картошечка, картофан, пюрешечка на молочке сдобренная сливочным маслицем, сверху присыпать жареным лучком, щепоткой укропчика. Рядом на тарелочке, нарезанный кружочками соленый огурчик, пара долек чеснока маринованного со свеклой и запотевшая стопочка, накрытая сверху кусочком ароматного бородинского, хлеба. И здоровенный кусок прожаренного мяса' Пока Петра дождешься с голоду сдохнешь…
Отложил ручку в сторонку, сглотнул эту самую, голодную слюну, надо идти завтракать, а то уже скоро Антип, на свой первый рабочий день придет.
Лета ХХХ года, март 12день
Как же бухтел Никодим! Поимел меня во всех позах, подустал чуток, отдохнул, перевернул, расшевелил и трахнул в особо извращенной форме и только после этого допустил к разговору с новичком.
Он приехал через два дня, после того как Антип стал работать на нас и привез мужичка, — литейщика.
Возрастом он постарше моего протеже будет, но помоложе меня. Вроде, по суждению Никодима, мастер справный, семейный, наш местный с Москвы родом будет.
А мне его морда не по нраву пришлась, поговорил с ним, он подробно, не запинаясь, рассказал о технических операциях, уверенно так. А вот при вопросах о семье и предыдущих местах работы… Начались непонятки, слова говорит правильные, а моторика лица сообщает о другом. При наводящих вопросах, припотел слегка, по вискам заструилось. Отвернулся к нему в пол оборота, чтоб краем глаза видеть, да и сказал:- 'Ступай к Никодиму, мне молвить больше нечего' Он украдкой перевел дыхание и вытер руки о ляжки, как будто они были мокрыми.
Отпустил, а сам пошел искать Антипа, он молодой, но мастер потомственный и мне надо, чтоб он проследил за новеньким. Как работает, инструмент берет. Пользуется им как уверенно или нет, да и вообще присмотреться надо.
Никодима нашел во дворе, около саней, разговаривал с Евдокимом, так зовут мужика. Отступил назад за угол, и стал дожидаться окончания их беседы. Она не затянулась новичок распрощался и ушел. Я же двинулся к своей жертве, с целью отомстить, за половые извращения.
— Никодим, давай поговорим.
— Тебе надо ты и разговаривай, — Проворчал, а сам продолжал отвязывать оглобли от хомута.
— Чего решил с Евдокимом?
— С утрева к нам приходит, а ентот, домой поедет.
— Поведай, как ты с Евдокимом столковался, может, присоветовал кто, али сам подошел?
— А те, зачем ведать надобно? — Он, наконец закончил отвязывать оглобли. Потянул за хомут, снимая его с лошади.
— Да потому что подсыл это.
— Это кто ж тебе наговорил такого, уж не Антипка ли?
— Он и не видел его вовсе, почто на человека наговариваешь?
— А ты что клевету молвишь?
— Я тебе сейчас обскажу, а ты подумай. Кто таков Антип? Мужик Курский, приехал во град Московский никого не знает и не ведает, нет у него тут ворогов, и друзей нету. Нет, вороги были, да померли… Учти это, с нашей помощью.
При этих словах Никодим бросил в мою сторону, быстрый взгляд и отвернулся, занимаясь лошадиной упряжью.
— Никто не ведает, куда он пойдет, где работу подыщет. Его все отпихивают, потому что не свой, не местный. А он и действительно для нас никто и звать его ни как. И это самое дорогое в нем.