Записки хирурга военного госпиталя

Правдин Дмитрий

– Так, а что с генералом случилось?

– Не знаю! Мне вот только сейчас позвонили, просили оказать содействие – показать лучшему специалисту! Я порекомендовал именно вас!

– Спасибо за доверие, но все же скажите, чем он болеет?

– Не знаю! Генерал вам сам все расскажет! – скороговоркой прорычал в трубку Волобуев и сразу же отключился.

– Дмитрий Андреевич, это Горошина! – суровым голосом начмеда телефон продублировал просьбу – приказ Волобуева осмотреть генерала.

Признаться, меня уже потихоньку начинала раздражать эта мышиная возня. Приедет – посмотрим. Чего загодя нагнетать обстановку? С такими мыслями я уже почти дошел до госпиталя, как вдруг мое внимание

привлек забавного вида корабельный буксир, издалека напоминающий списанную за ветхость огромную калошу, горделиво проплывающий мимо меня по темным, почти чернильным водам Фонтанки. Сам маленький, краска на приземистых бортах облупилась: висит какими-то желтоватыми лохмотьями. Мятая труба над крохотной рубкой с замызганными иллюминаторами чуть скошена на правый бок, и из нее непрерывной струей вьется густой черный дым, оседающий грязными хлопьями на скошенной под прямым углом корме, из-под которой с громким плеском пенится мутная вода. Ржавая палуба загромождена разным хламом. Но по правому борту гордо сияет выведенная крупными белыми буквами кричащая надпись «Грозный». Причем видно, что прорисовывали каждую буковку с особой тщательностью.

Я заметно замедлил шаг, а затем и вовсе остановился и принялся с интересом наблюдать, как трогательного вида «Грозный» упорно расталкивает тугую маслянистую воду своим ветхим, дребезжащим от работавшего двигателя корпусом. Заглохнет или нет? Как удается такой доисторической посудине держаться на поверхности, да еще и плавать? Похоже, имя и вправду много значит для корабля.

– Доктор, вы где? – трагическим голосом старшей медсестры опять запричитал телефон, прервав цепь моих умозаключений и оторвав от необычного зрелища. – Вы знаете, что к нам сейчас в отделение генерала привезут на осмотр?!

– Знаю, – как можно спокойней ответил я. – Вы уже третий человек, кто за последние три минуты мне об этом говорит.

– Я, между прочим, с семи утра на отделении! – с обидой в голосе отозвалась Елена Андреевна.

– А для чего?

– Как для чего?! К нам же генерал приезжает! Меня в шесть утра из кровати выдернули! Это вы на все забиваете, хотя вы заведующий отделением, а не я!

– Ну, вы это зря! Как мне сообщили, так сразу и помчался в хирургию! Я же не виноват, что вам раньше, чем мне, позвонили. И потом, он все же ко мне приезжает, а не к вам. Вы-то чего так страдаете?

– Хм! К вам. Он, уважаемый заведующий, вообще-то к НАМ на отделение едет! И потому там должен быть идеальнейший порядок. А у сестры-хозяйки, прости Господи, в кладовке бардак и срач!

– Вы что, думаете, что генералу больше нечего делать, как по разным там кладовкам заглядывать? Он на прием едет! На при-ем! – по слогам произнес я, про себя усмехаясь от такого усердия.

– Все, доктор, мне больше некогда разговаривать, надо еще проверить, как солдаты в палатах прибрались. Мы вас ждем!

Я не стал возражать, тем более что находился в тот момент аккурат напротив госпиталя, а до начала рабочего времени еще оставалось целых двадцать минут. На работе буду вовремя, а генерал, если раньше появится, то, ничего страшного, подождет – не велика фигура! Подумаешь генерал, тут вон такой кораблик раритетный по Фонтанке пыхтит, когда еще такой случай представится его посмотреть?

Через пятнадцать минут я пересек ворота КПП. У «вертушки» меня встретил, с ходу отдав честь, одетый по полной форме больной Петров. Он взволнованным голосом сообщил, что в госпитале большой «шухер» по поводу приезда важного чина. И что старшая сестра уже раз десять звонила на КПП, желая узнать, пришел ли я на работу. Я согласно кивнул и молча ступил на госпитальную землю.

Еще минуту назад над моей головой светило ласковое весеннее солнце, согревавшее все живое своими теплыми ободряющими лучами, беззаботно чирикали шустрые, вездесущие воробьи, а умытые ночным дождем, воскреснувшие от долгого зимнего сна деревья приветливо шелестели набиравшими силу молодыми листочками, и тут – бац! Все враз сразу померкло. Гробовая тишина и состояние невидимого глазом некоего напряжения встретили меня по ТУ сторону забора. На территории госпиталя, чувствовалось, в воздухе витал тихий ужас. Ни одного человека не видно вокруг. Казалось, что и птицы не осмеливались распевать свои задорные песни, а деревья на госпитальных аллеях отказались играть с ветром в чехарду незрелыми молодыми листочками. Даже мухи, вылезшие из своих зимних квартир, перестали жужжать и носиться как угорелые возле источающего чарующие запахи камбуза. Все живое, кажется, здесь было подчинено одному неординарному событию: приезду важного крупнозвездного чина с красными лампасами на форменных штанах.

– Дмитрий Андреевич, где вас только носит?! – вместо приветствия с ходу набросилась на меня Генриетта Самуиловна Выжигина, главная медсестра госпиталя, едва я перевалил порог отделения. Эта высокая, сухопарая дама, гордо носившая свою выкрашенную в пепельный цвет овальную голову на тонкой, практически несгибаемой шее, была насквозь пропитана едкой желчью абсолютного превосходства. Всех окружающих она считала тупыми и ограниченными индивидуумами, поэтому старалась разговаривать с большинством подчиненных через губу и, не поворачивая головы, изучая своего собеседника одними излучавшими глубокое презрение глазами.

– А вы кто такая, чтоб я перед вами отчитывался?! – тут же с порога осадил ее непозволительный тон. – И с каких это пор заведующий хирургическим отделением стал контролироваться главной сестрой госпиталя? Идите лучше и занимайтесь своими непосредственными делами!

– А я как раз своим делом и занимаюсь, – уже более примирительно отозвалась Выжигина, прикусив от досады губу. – Вы разве не знаете, что к вам вот-вот генерал Сизоносов из штаба Западного военного округа нагрянет?

– Знаю! Вы уже пятая, кто мне об этом говорит, за последние полчаса! А в чем проблема? – я глазами указал на наручные часики, изящным золотым браслетом окольцевавшим ее левое предплечье. – Вы на время взгляните, у меня еще минут десять остается до начала рабочего дня!

– Я все понимаю, Дмитрий Андреевич, – заюлила она вокруг меня, – но мы тут все, – она обвела сердитым взглядом испуганных солдатиков, отчаянно драивших волосяными щетками пол и стены, покрытые густой шапкой мыльной пены, и озадаченную старшую сестру отделения, руководившую процессом, – уже с семи утра на ногах и наводим порядок на, заметьте, вашем отделении. А вас, простите, все нет и нет. Вы считаете это нормально?

– Да! Считаю абсолютно нормальным! Если перед визитом каждого пациента мы начнем так интенсивно суетиться, то, – я кивнул на работавших в поте лица больных, – очень скоро сотрем стены на нет! Из-за чего этот весь сыр-бор? Ну, генерал. Ну, приедет. Так он же на прием ко мне едет, а не госпиталь инспектировать!

– Вы так на самом деле считаете?! – она надменно сдвинула к переносице брови и заиграла желваками.

– Я что, похож на человека, который разбрасывается своими словами? Я на самом деле считаю, что то, чем вы тут сейчас занимаетесь, полный абсурд! – я поморщился от витавших в воздухе густых паров растворенного в воде стирального порошка и демонстративно высморкался в носовой платок.

– В таком случае я буду вынуждена доложить о вашем отношении к происходящему начальнику госпиталя! Тем более что это его приказ привести ваше отделение в надлежащий вид.