Записки из будущего

Амосов Николай Михайлович

Юра — интеллектуал. В хорошем смысле, без ругательства. Это слово совсем не предполагает бесчувственность.

Лежу. Отдыхаю. Немножко думаю. Каждый орган чувствую — какой-то коммутатор приключает его к сознанию. Сердце: тук… тук… тук… Потом перебоя: тук-тук… тук-тук. Легкие. Вдох — входит воздух, расправляются альвеолы. Что-то мешает (лимфожелезы?), какой-то датчик раздражается хочется кашлянуть. Сдержаться. Это важно — задерживать кашель. Как и всякое чувство, неприятные эмоции. Живот. Кишки: одна, другая буль-буль… А селезенка большая, давит

на них слева… Сердитый великан, тупой, толстый. Болей сейчас нет. Почти блаженство.

«…Уходят, уходят, уходят друзья…Одни — в никуда, а другие — в князья».

Почему в князья?

Засыпаю… Как приятно заснуть…

Стучат в дверь. Сажусь. Халат мятый. Неловко.

— Войдите.

Лена:

— Юра послал за вами. Нужно начинать нагревание.

— Сейчас.

Как хорошо вздремнул! Часы — прошло сорок минут.

Иду в лабораторию. Мои органы еще не проснулись — не чувствую их. Здоров. Ненадолго.

Все мирно в этой комнате, как будто и не уходил.

Шумит вентилятор под колпаком. Гудит мотор АИКа.

Юра — у своего пульта в выжидательной позе.

— Иван Николаевич! Мы готовы начать нагревание.

— Ну, в добрый час! Будет работать автоматика?

— А как же! До сих пор все идет нормально.

Впереди час времени. Не знаю, правильно ли мы предположили кривую повышения температуры. Первая ступенька — десять градусов, вторая двадцать два. Потом — до нормы. На каждую — по двадцать минут. Может быть, этого мало? Ничего, мы придумали хитрую программу, — чтобы кровь была не очень горяча и не было большой разницы температур в разных частях тела. Сначала задается темп нагревания, а обратная связь его исправляет — может замедлить или ускорить. Посмотрим.

— Ну, начинаем. Коля, включай программу!

Когда-нибудь так скажут и для меня: «Включай оживление!» И я оживу из мертвых. Для чего? Есть ли у тебя запас желания жить? Оно от инстинкта самосохранения. Пока живой — жить. Но человек способен подавлять инстинкты. Зато у него прибавляется увлеченность. Удовольствие от исканий, работы. Хватит ли его на будущее? Какая она будет — наука? Любопытно. Страшит только одно: одиночество.

Оставим эту тему. Нужно смотреть.

Новая программа выразилась только усилением шума АИКа. Прибавилось число оборотов. Нет, немножко потеплел воздух под колпаком. (Названия никак не придумаем: «колпак», но он длинный, «корыто» — некрасиво. Неважно…) Воздух дует через щели на меня.

— Игорь, пожалуйста, берите анализы чаще. Важно проследить динамику, чтобы подрегулировать.

Зря вмешиваюсь. Все расписано заранее — и частота анализов и воздействия. Но нужно же что-то делать? Никак не привыкну к новой системе — когда опыт для каждого расписан, как ноты в оркестре. Физиологи привыкли к «волевому» руководству: план опыта в голове у шефа, и он изрекает его в виде команд.

Пойду смотреть на графики. Интересно, как автомат будет справляться

с нагреванием. Только не нужно мешать ребятам.

Широкая лента ползет непрерывно. В периоды записей ее скорость увеличивают. Самое интересное сейчас — это графики температуры. Выше всех в пищеводе. Вот дошло до восьми градусов. Прямая кишка отстала — только пять. Но включилась обратная связь — подъем пищеводной кривой замедлился. Разница с кишкой уменьшилась до двух. Снова обе кривые поползли кверху. Автоматика действует.

— Поля, какая производительность АИКа?

— Два с половиной литра.

Вадим явился. Прозевал торжественный момент. Уже что-то шумит. Ага: «Почему не позвали?» Сам должен думать. Поля: «Представь, обошлось без тебя». Что-то есть тайное в их пикировке. «Ищите женщину…» Как же, ты такой крупный спец в этом вопросе! Но Вадим может. Видно по его манерам.

Юра возится около аппаратуры. «Проверка нулей». Важно для кривых давления. Как-то ведет себя левый желудочек?

Вот в пищеводе уже десять градусов. В прямой кишке — восемь. Это значит, что сердце даже теплее — через него проходит много крови, а температура ее уже семнадцать. Уже возможна некоторая электрическая активность. Посмотрим. Ничего определенного — то ли мелкая фибрилляция, то ли просто помехи.

— Иван Николаевич, наверное, нужно кровь заливать. Напряжение кислорода в оттекающей жидкости очень низкое — всего двадцать миллиметров.

Это Игорь. Вот что значит контроль.

— Давайте, Вадим, вы командуете по расписанию.

— Свистать всех наверх! Маша, остановишь машину. Рита, выльешь шестьсот кубиков плазмы. Поля, зальешь столько же в оксигенатор.

— Подожди, подожди! У нас же есть не цельная кровь, а разбавленная. Ее нужно использовать в первую очередь.

— Да, верно. Сколько в ней гемоглобина?

— А не меряли.

— Почему? Я же говорил.

— Не догадались. А ты ничего не говорил.

— Ну перестаньте препираться! Меняйте литр жидкости.

— Есть, товарищ начальник.

Это Юра возвысил голос. Вадим шутливо откозырнул, но за этим немножко видна обида. Всегда физиологи командовали, а теперь — инженеры. Ничего. Если умный, поймет.

Машина остановилась. Сливают плазму, вливают кровь. Быстрее нужно, копуши! Молчи, не мешай! Начальников и так много.

— Пускайте!

Мотор зашумел. Остановка длилась две минуты. При такой температуре это пустяк.

Язык у собаки немного порозовел. По сосудам пошла кровь, а не вода.

Температура в пищеводе — тринадцать градусов. Электрическая активность сердца и мозга пока не видна. Странно. Немножко беспокоюсь. Неужели была допущена гипоксия? Может быть, нужно раньше заливать кровь?

— Измерьте, пожалуйста, процент гемоглобина, Вадим. Юра, мне кажется, что нужно еще добавлять крови, только теперь цельной.

Юра:

— Может, подождем градусов до восемнадцати? Оснований для беспокойства нет. Вот, смотрите, показатели напряжения кислорода и углекислоты в тканях.