Записки натуралиста
Шрифт:
– Дедушка, говорят, у вашей дочки в Поповке на крыше гнездятся аисты? – спросил я.
– Гнездятся, очень давно гнездятся – наверное, лет пятнадцать, как они это гнездо свили, – ответил старик.
А нельзя ли, дедушка, как-нибудь достать из гнезда птенцов? Вы ведь знаете, что я собираю здесь всяких птиц для Москвы, а аистов у меня нет, они же мне, ну, просто необходимы.
– Да ведь они не мои, а дочкины. Как достанешь?
– Вот я и хочу, дедушка, попросить, чтобы вы об этом с дочкой поговорили. Я ведь человек чужой, мне неудобно, а вы свой – она, наверное, согласится. Я же охотно заплачу за них что следует.
– Поговорить-то можно, да только, я полагаю, не согласится она. По нашему обычаю, нельзя забижать эту птицу.
– Всякую, дедушка, птицу обижать жалко, я сам это ребятам говорю, но когда это необходимо, то чем же аист от других птиц отличается? Я сам видел, как аист в своем же дворе цыплят ловит. Почему же вы его так бережете? Ведь сыч, которого вы так не любите, куда полезнее аиста.
– Верно это, только для нас аист – птица особая – нельзя ее забижать, беды можно наделать.
– Но вы, дедушка, все-таки с дочкой поговорите, я вас очень прошу убедить ее, что ничего страшного нет аиста продать.
– Ладно, поговорю, только убеждать не стану,– ответил дед.– У нее своя голова есть, пусть сама и решает.
На этом наш разговор закончился, и я, простившись со стариком и обещав ему заехать на днях, отправился домой.
Прошло условленное время. Я вновь заглянул к своему знакомому, но без слов, по одному взгляду, понял, что из моей затеи ничего не вышло. Как ни велик был авторитет деда в семье, на этот раз он потерпел поражение. Он ничего не добился, и, по его словам, получилась одна неприятность. Дочка наотрез отказалась продать аистят и велела передать мне, что москвичу нехорошо сбивать с толку честного старого человека.
Не зная, что предпринять дальше, я приуныл.
– Поезжайте в Лисички, – сказал мне в утешение дед.– Там живет одна вдова, она шибко жадна на деньги и, может быть, согласиться продать аистов. Они у нее на сарае гнездятся.
На другой день я был в Лисичках.
– Тетка, у тебя яички продажные есть? – спросил я женщину, стиравшую белье под навесом, на крыше которого помещалось гнездо с пятью крупными аистами.
– Есть. Сколько тебе?
– Да мне немного, с десяток.
– Десяток…– разочарованно протянула она.– Возьми сотню, мне деньги нужны, дешево отдам.
– Сотню мне не надо.
– А не надо, так и совсем не продам,– отрезала она и вновь уткнулась в корыто.
– Послушай, тетка, хочешь я тебе за четыре сотни яиц заплачу, а вместо яиц ты мне отдай четырех вот этих аистят,– кивнул я головой на гнездо аиста.
Я был уверен, что значительная сумма денег и мой подход возымеют действие, и ждал соответствующего эффекта. Но эффект получился совершенно противоположный.
Женщина выпрямилась над корытом и окинула меня уничтожающим взглядом.
– Ты что, сдурел, что ли! – бесцеремонно оборвала она. За этим последовал взрыв гнева. Но я не стал выслушивать направленных по моему адресу выкриков и поспешил убраться от раздраженной владелицы аистов.
Я также был раздосадован и всячески старался себя успокоить. «Какое мне дело,– думал я,– до сварливой бабы и до всей ее ругани». Но, представьте себе, я и в этом ошибся. Баба оказалась чрезвычайно вредной и, широко распустив слух о моих намерениях, поставила меня в крайне затруднительное положение.
– Вон тот дядька, что черногузив шукает,– указал на меня Пальцем один из ребят, когда спустя несколько дней я проезжал через хутор, расположенный по меньшей мере в семи километрах от Лисичек.
Эти слова были для меня хуже приговора. Мне стало ясно, что путь к добыче необходимых птиц был отрезан.
Я бесповоротно решил завладеть аистятами если не мирным путем, то силой. Конечно, я не мог это сделать близко от места, где жил. Это вызвало бы массу неприятностей. Необходимо было выехать за черту, где меня не знали, куда не успела проникнуть дурная слава о моих намерениях. Вскоре представился удобный случай.
В 20 километрах от совхоза, где я гостил у своего приятеля, утопал в зелени маленький городок Валки. По четвергам там бывал большой базар, и я, получив ряд поручений, с сыном кладовщика Ваней ранним утром выехал в Валки на беговых дрожках. В задней части дрожек мы тщательно закрепили веревками прикрытую брезентом большую корзинку. К десяти часам мы были на месте и, закончив дела и объехав улицы городка, нашли, что искали.
На соломенной крыше сарая в глубине двора помещалось гнездо аиста. В нем сидели пять крупных птенцов. Сарай примыкал к лугу, к нему можно было подъехать с этой стороны. Запасшись терпением, мы ждали момента, когда жители отправятся на базар.
Но вот все подготовлено, время настало. На дрожках приближаемся с задов к сараю, еще несколько минут, и четыре аистенка с нашей помощью перекочевывают с гнезда в корзину.
– Марийка,– слышится крик с противоположной стороны улицы,– смотри, у тебя по крыше кто-то лазает!
Этот крик был сигналом к нашему спешному отступлению.
Дрожки, прыгая по кочкам, пересекают луг, выбираются на торную дорогу и несутся прочь от селения. Как ни странно, но в тот момент я не ощущал ни волнения, ни стыда за свой поступок. Единственное чувство – бесконечная благодарность к нашей лошадке – наполняло мое сердце. Она несла нас с такой быстротой, что по сторонам лишь мелькали предметы, ветер бил в лицо и свистел в ушах.
– Но куда же мы едем? – спохватился я спустя полчаса, когда Валки скрылись на горизонте, а позади никого не было видно. Ведь нам нужно ехать к западу, а дорога все сильнее отклонялась к югу.
Я встал на дроги и осмотрелся кругом.
Насколько хватает глаз, во все стороны широко раскинулась холмистая степь. Какой необъятный простор, какая красота! Какой воздух! Он как будто напоен запахом созревающего хлеба. Далеко впереди, справа от дороги, я заметил человеческую фигуру. Решив расспросить о нашем пути, мы подъехали возможно ближе. Это был загорелый, черноволосый мальчик. Он стоял близ курени на своей бахче и, заслонившись от солнца ладонью, смотрел на нас.