Записки о капитане Виноградове (сборник)
Шрифт:
– А ты?
– Что – я? – не понял вопроса Барков. – Я же всю жизнь из зала на пост, с поста в спортзал. В пресс-группу, сам знаешь, согласился только потому, что других офицерских должностей не было. Смех и грех!
– Вот видишь. Тогда познакомь меня.
– С кем?
– Ну с теми, кто все это придумал. И организовал.
– Подожди, Саныч, я не врубаюсь. Ты о чем?
– Да как даже и назвать – не знаю. Когда ты стреляешь, а в тебя не могут, это что, расстрел? Нет, грубо как-то… Во! Назовем это бла-городным словом «засада».
Барков непроизвольно
– Ты о чем?
– Смотри. Я вот такой умный, опытный, со связями, но тем не менее такое шоу в магазине поставить не смог бы. И не взялся бы! Потому и не верю, что отличный парень и неплохой боец Витюша Барков сам по себе придумал, сделал…
– Саныч, ты кончай это. Пошли в душ, или я один!
– Скандал нужен?
– Нет.
– А я могу. Поэтому три минуты: нет – значит нет, а если да – будем вместе думать.
Помешкав, старший лейтенант опустился на тренажер:
– Давай!
– Не спрашивай, откуда я знаю – но точно: у «старших братьев» есть результаты экспертиз. И по пистолету, и по патронам. Будут они их легализовывать, нет – неизвестно. В какой-то степени это сейчас зависит от меня. А мое решение зависит от твоей откровенности.
– Я тебе ничего не могу сказать.
– Придется. Хоть что-то – придется! Потому что сами по себе бойки спиленные и патроны из кастрюльки – тьфу, ерунда, легкая тень на героев. Но вот если завтра или там послезавтра чекистам придет в голову пригласить твоего милиционера и поспрашивать его пожестче… Ты уверен, что парень язык себе в задницу сунет?
– Уверен.
– А я – нет! И тебе не советую.
Виноградов провел тыльной стороной ладони по лбу: пота уже не было, утихла и дрожь в коленях.
– Впрочем, согласись: лучше обойтись без искушений судьбы.
Барков кивнул, не поднимая глаз:
– Ну? И ты можешь им приказать?
– Ты что, перетренировался? Я, по-твоему, кто – председатель КГБ в подполье? Или тайный шеф ФСК?
– Но ты же сам только что…
– Я сказал, что в определенной степени решение будет зависеть от меня! Решат там сами, но есть возможность влиять на процесс.
– Я не понял, – вздохнул ротный.
– А тебе и не надо. Главное, чтоб я понял. Ну?
– Саныч, ты читал, кто эти трое были?
– Допустим.
– Тот в машине – он в розыске был за соучастие в захвате вертолета. Помнишь, шесть трупов? И другой, тот, что с пистолетом – беглый с зоны, последний срок – за убийство милиционера и его матери! Третий тоже не лучше. Понял? Они все и так покойники были.
– Туда им и дорога. Плевать! Речь же не об этом.
– Извини, Виноградов. Ничего я тебе сейчас не скажу. Не могу! Зря ты это затеял.
– Я затеял? Да шли бы вы все со своими играми.
– Вечером дома будешь?
– Буду.
– Я, наверное, позвоню. В душ пойдешь?
– Естественно.
– А я тогда обойдусь. Дел много. Пока!
Виноградов поднялся и тоже заковылял к выходу.
…Секретарша была пожилая и некрасивая.
– Михаил Анатольевич! К вам капитан Виноградов.
– Пусть заходит, – неожиданно чисто отозвался селектор начальственным басом. Басом заместителя начальника Департамента налоговых расследований.
Почти сразу же открылась дверь кабинета, и тот же голос отчеканил:
– Пошел вон! И чтоб я вас…
Подгоняемый звуковыми волнами, в коридор вылетел крохотный носатый человечек с курчавым венчиком огибающих лысину волос – этакий карикатурный типаж со страниц национал-патриотической литературы. И имя у носатого было подходящее Ося Гутман, трус и негодяй, с которым даже в его родной редакции «Вечернего вестника города» мало кто здоровался за руку.
– Вы оскорбили в моем лице всю прогрессивную прессу! Я лично знаком с начальником ГУВД.
Он на секунду задержался у стола секретарши:
– Знаете, мой друг, он большой человек в Региональном управлении по борьбе с организованной преступностью.
– Маргарита Андреевна, – Виноградов уже почти зашел в кабинет, но не стерпел: – Маргарита Андреевна, вы, когда господин уйдет, ложки пересчитайте. И вообще проверьте, а то не ровен час…
У капитана с Гутманом были давние счеты.
– Здравствуй, Володя!
– Здравствуйте, Михаил Анатольевич. Поздравляю.
Хозяин кабинета хмыкнул, но непроизвольно скосил глаз на свеженький генеральский погон:
– Спасибо. С чем пожаловал?
– Да так. Здорово вы его! Круто.
– Да ну! Компромат ему на начальника ОБЭП нужен. Сукин кот! Стращать решил, грозился самого ославить.
– Дерьмо! И бездарь. Да ладно, Бог его накажет или люди. Я, собственно, вот с чем. Задумал я повесть написать, а сюжет такой…
После первых фраз Виноградова Михаил Анатольевич распорядился ни с кем, кроме министра, не соединять, визитерам сообщать, что выехал. Минут через десять попросил кофе.
– …Такие дела. Что посоветуете? – Капитан отодвинул пустую чашку, давая понять, что больше ему сообщить нечего.
Судя по цепким и профессиональным вопросам, которые то и дело в ходе виноградовского рассказа задавал Михаил Анатольевич, фабула его заинтересовала.
– Да-а. Лихо закручено.
– Главное – жизненно. Я бы даже сказал, жизненно важно для главного героя.
– Надо подумать.
Михаил Анатольевич тогда, в девяносто втором, сыграл в жизни и карьере Виноградова роль не слишком благодарную: втянул в ту историю с морскими чеками, отправил в Приречье, густо замесив патриотические идеалы молодого капитана на полукриминальных финансовых дрожжах. А затем спокойно пожертвовал им – впрочем, как и было задумано. Владимир Александрович знал, на что шел, и тогда еще оценил тактический ум, организаторские способности и доходящую до цинизма откровенность старшего коллеги. С тех пор они не встречались, и у Виноградова были основания полагать, что новоиспеченный генерал в тайные политические авантюры больше не лезет, сорвав максимум дивидендов с московского октября, – но больше капитану идти было не к кому.