Записки одного армагеддона
Шрифт:
...а симпатичная школьница, щедро одарив подружек жевательной резинкой, говорила, что это совсем не больно, только мама предупредила ее, что если она и впредь будет сбивать цену, домой пусть лучше не приходит, потому что ей перед соседями стыдно.
...а красавица брюнетка из "Ночных новостей Армагеддона" между сюжетом о сумасшедшем, который отнес всю наличность в банк, и демонстрацией моделей сезона сообщила, что во время землетрясения никто не пострадал, зато остановились все ядерные реакторы, не взлетают ракеты и реактивные самолеты, а из вод Вечного Моря вышел Зверь и прибрежные дзонги уже ведут бои. Управление Неизбежной Победы
...а еще шкворчали утюги в квартале закусочных и киосков с бижутерией, и сквозь вопли сладко пахло паленым мясом.
...а еще взлетали цены над управляемым базаром с рядами пустых прилавков.
...а еще...
Неужели Варланд прав, и все это мое? Неужели все это - я, и мерзость этого мира лишь оборотная сторона моего бегства в Дремадор? Что же со всем этим делать? Я хотел как лучше, я никого не трогал и не хотел, чтобы трогали меня, вот и все.
Я бежал из последних сил, а сзади накатывалось, захлестывало, и нигде не было Дома с шелковицей у порога и не шелестели уютно длинные зеленые листья над теплой землей.
Я распахнул дверь и, споткнувшись, рухнул на колени.
ЭПИСОДИЙ ТРЕТИЙ
Строфа 1
– Совсем забегался, - сказал дед Порота, помогая мне подняться.
– Ну, ничего, там тебя живо приучат к порядку. Не ожидал я от тебя, парень, честно говоря, не ожидал. Я думал, ты так себе шалопут, а ты вон что оказывается. Молодец, хвалю.
Дед Порота расхаживал по квартире в высоких башмаках, пятнистых штанах военного образца и солдатской нательной рубахе и правил опасную бритву.
– Вот оно! Началось!
– возбужденно говорил он, отрываясь время от времени от своего благородного занятия и размахивая бритвой у меня перед физиономией.
– Я всегда знал, всегда верил, что настанет день, когда придется им туго с их новомодными штучками, басилевсами и управляемыми базарами. Вот тогда-то вспомнят они Пороту Тарнада и прибегут на цырлах. Мой час настал, мой!
В глазах его полыхал огонь сражений, дикая бородища торчала дыбом. Я осторожно вдоль по стеночке пробрался в свою комнату и только там обнаружил, что испачкал рубашку синей краской, которой были закрашены заморские страны на политической карте мира, висящей в коридоре. На Заморье мне, честно говоря, было наплевать, есть оно или нет, мне жарче или холоднее не станет, а вот рубашку жаль.
В комнате моей что-то неуловимо изменилось, будто побывал там в мое отсутствие кто-то чужой. В воздухе витал легкий запах кожи, гуталина и оружейной смазки, а на письменном столе, точно посередине, лежал серый бумажный прямоугольник с диагональной красной полосой.
"Басилевс и Управление Неизбежной Победы благодарят за проявленную сознательность и настоящим предписывают добровольцу... явиться с вещами... опоздание и неявка расцениваются как дезертирство... по закону военного времени..."
Я выпустил бумажку из рук, и она грохнулась на пол как пудовая гиря. Стекла задрожали. В дверь заглянул дед Порота.
– Фу-у-ух, - облегченно выдохнул он.
– Я думал, опять землетрясение. Скверная это штука, терпеть их не могу.
Он прикрыл было за собой дверь, но снова распахнул и ткнул в мою сторону бритвой:
– Нет, ты скажи, во времена Крутого Порядка разве были землетрясения? Не было. Потому что - порядок. А сейчас?! А ведь я предупреждал,
Дед Порота грузно протопал по коридору, зашумела вода в ванной. Я опустился на жалобно скрипнувший диван и, дурак дураком, уставился в стену. Динозавр тихо умирал, девица зазывно улыбалась.
Такие вот, братец, дела.
Я ничего не понимал. Ну, хорошо, говорил я себе. Успокойся. Вот ты и узнал, что дед Порота тоже знает дорогу в Дремадор. Ты всегда это подозревал, а теперь узнал точно. Что от этого меняется? Ничего. Твои проблемы остаются только твоими проблемами, и решать их тебе.
Как же так?
– спрашивал я у себя.
– Варланд говорил, что все вокруг это я. И я ему поверил. Весь мир вокруг меня - это я. И Порота Тарнад это я. И Камерзан. И Дорофей. И Вероника. И даже Лумя Копилор - это тоже я. Я родился, и родился мир. Я исчезну, и... Я не верил в заморцев, и их больше нет.
Не так все просто, - возразил я.
– Мир вокруг тебя - это ты. Ты выходишь на улицу в хорошем настроении, и все вокруг улыбается. Ты зол - и все готовы ринуться в драку. А потом? Что потом, когда ты сворачиваешь за угол? Они - это ты, но ты уходишь, а они продолжают жить. Но они - это ты!
– Я всегда знал, что проживу тысячи жизней, но одновременно?! Значит, все знают дорогу в Дремадор, но у каждого Дремадор - свой. И дремадоры эти пересекаются, объединяются, образуют сложнейшее кружево, которое и называется - жизнь.
Свеча меж двух зеркал. Зажги ее, и вспыхнут миллионы огней, погаси и...
Я обхватил распухшую голову руками. Так можно сойти с ума, или я уже сошел с ума? Если взглянуть на то, что меня окружает, уже сошел. Сумасшедший бог, который отвечает за все, но не хочет отвечать ни за что? Ничтожный огонек в одном из тысячи зеркал, который хочет лишь одного чтобы не подул ветер и не загасил?
Кто я? За что отвечаю, а мимо чего могу спокойно пройти, потому что это чужое?
Я вышел в коридор и позвал деда Пороту, у меня было что спросить. Он не отозвался. В ванной и на кухне его не было, я постучал в его комнату и, не дождавшись ответа, толкнул дверь. Деда Пороты тут тоже не было, зато было много всего другого. Была здесь карта незнакомой местности с воткнутыми в нее черными флажками и огромный ящик с песком для тактических занятий. В углу грудой были свалены какие-то доспехи, мечи, щиты, поножи, топорщились пики и сариосы и что-то еще, названия чему я не знал, а островерхая побитая молью скифская шапка и черная рогатая каска с полуистлевшим ремешком венчали эту груду железного хлама. У стены стоял огромный оружейный шкаф и там жирно поблескивали смазкой пищали, мушкеты, карабины, автоматы и винтовки с лазерными прицелами, а на оцинкованном ящике рядом со шкафом стоял толстенький тупорылый пулемет с заправленной лентой. На другой стене висел большой, в рост, портрет. Дед Порота на портрете был в набедренной повязке из пятнистой шкуры, ликующе орал, запрокинув к небу лицо, и потрясал огромной дубиной. Ногами он попирал изувеченные тела.