Записки одного армагеддона
Шрифт:
– Послал меня в далекое далеко, - пробурчал Малыш Роланд.
Беда с этими суперменами. Как малые дети.
– Это я уже слышала. Он еще что-нибудь сказал?
– Что у него серьезный Институт. Что профессор Трахбауэр приехал провести теоретический семинар, на котором корреспондентам бульварных газетенок делать решительно нечего. Что это будет закрытое собрание. Что...
– И ты сразу скис.
– А что я мог сделать?
– Не родиться двадцать пять лет назад! Что он мог сделать, что он мог сделать!
– передразнила я Малыша.
– Это тебе нужно быть на собрании или
– Ну, мне.
– Вот до тех пор, пока это нужно будет "ну, тебе", всякие занюханные шеф-академики или депутаты Совета Архонтов будут посылать "ну, тебя" в далекое далеко или еще дальше. Ты этого старого маразматика должен был убедить, что это ему просто необходимо твое присутствие на собрании, а тебе, красивому, молодому и сильному на это глубоко начхать. Просто такой уж ты хороший парень и между делом готов оказать услугу Институту, который по уши в долгах, а с переходом к управляемому базару и вовсе вылетит в трубу. Тебя хоть чему-нибудь учили, а?
Во время этой выволочки красный как рак Малыш Роланд мужественно играл желваками и молчал. За своим окошком меленько хихикал хозяин забегаловки.
– А не получилось убедить, - безжалостно продолжала я, - подделай пропуск или рявкни для успокоения души на этого думателя и творца истин. Морду ему набей, в конце концов! Мужчина... С работы ты, конечно, вылетишь, зато уважать себя будешь. На кой черт тебе эти мышцы? Плесни немного.
Сердитая начальница, я выпила вторую чашку вполне, кстати, приличного кофе, докурила сигарету, в чашке ее затушила, зная, что Малыш потом все отмоет, и направилась к выходу.
– В Старый порт сходи, - бросила я через плечо.
– Дело гнилое, но на большее ты и не способен.
Малыш чуть не плакал. Мне стало его жаль. Стерва я, стерва! Я обернулась и, улыбаясь, боком-боком, покачивая бедрами, с кошачьей грацией подошла к обалдевшему помощнику, на мгновение прильнула к нему всем телом и тут же отпрянула.
– А ведь у тебя ничего начальница, а?
– спросила я перед тем как окончательно уйти.
Малыш Роланд, детинушка шестидесятого размера, стоял посреди забегаловки с чашками в руках и нечленораздельно мычал.
Ох и кретины же они все! Кроме, пожалуй, одного...
Строфа 2
– Ве-ро-ни! Ве-ро-ни! Ве-ро-ни-ка!!!
Чашки я на радостях расколошматил, но старикашка-инвалид внакладе не остался.
– Видал?
– спросил я его.
– Вероника!
– Красивая, - прошамкал старик, любовно разглаживая протезом розовую купюру.
– А в Старый Порт ты все равно не ходи. Это изроды. Дожились, значит. Началось.
Строфа 3
Мужики - кретины все поголовно, с малыми вариациями кретинизма. А женщины по моей классификации делятся на четыре подкласса: дикие; домашние; одомашненные, бывшие дикие; и одичавшие, бывшие домашние. Между любыми двумя из этих категорий не только симпатии и взаимопонимания, но даже простой терпимости быть не может. Поэтому диалог, имевший место в приемной шеф-академика, отличался удивительной лаконичностью и хорошо скрываемой эмоциональностью.
– У себя?
– Совещание.
– Давно?
– Нет.
– Я подожду.
– Зря.
– И все-таки.
– Как угодно, - прошипела из-за "Роботрона" куколка из тех, кто терпит, когда ее называют "рыбкой", "киской" и - спаси и сохрани "лапонькой". Когда им хорошо, они неприступны, чтобы не продешевить. Но когда плохо, с готовностью падают под куст за пирожок с повидлом.
Мне было угодно подождать. Под пулеметный грохот машинки я прошла через приемную, села в кресло для посетителей, закинула ногу на ногу, вынула из сумочки сигареты и прикурила от "киска-рыбкиного" взгляда.
Пулеметная очередь прервалась, потому что зазвонил телефон.
– Конечно, а ты думал, кто-то еще?.. Долго жить буду... Нет, ты же знаешь, сколько у меня работы. И посетители постоянно... Нет, не смогу... А почему так?.. Еще один?.. Уже пятый?.. Какой кошмар, милый... Нет, не рассказывай, я боюсь... Может быть, просто бешеная собака?.. А почему ты так думаешь?.. Ты у меня такой умный... Да, еще бы, каждый раз... Я просто умираю... Нет, не одна... Нет, неудобно... Обязательно. На нашей скамейке... Да, сегодня... А потом выдвижение... Точно не помню... Хорошо, милый, сейчас посмотрю... Да, вот. Копилор... Нет, не знаю. Наверное, из этих... Обязательно прокатят. Никаких шансов... И я тебя... Очень. Везде-везде... И там тоже... Что ты, он совсем старый... И я тебя... Много-много-много... Неудобно... Ну ладно, мур-р-р...
Строфа 4
Что, съела? Тебе-то не часто так звонят, а? Знаю я вашу породу, мяса толком поджарить не умеешь. Сигареты не наши, с черного рынка. Кури-кури, посмотрю я на тебя лет через десять. И свитерок не наш, заморская шерсть. Дурак какой-нибудь подарил. Не на свои же гроши купила, даром что диплом. Своих и на лифчик не хватает, то-то ты без него. Этим и берешь, пока молодая. А мне и без диплома хорошо. Деньги должен мужчина давать, зато приходит он ко мне после работы усталый и голодный, а у меня все уже на столе, и я сама красивая и ласковая. А что туфли новые мне шеф-академик подарил, ему знать не обязательно. Твои-то босоножечки все, отходили свое!
Строфа 5
И вот с этим мне, скрипя сердцем, пришлось бы согласиться: босоножки пора менять. Удачно купленные прошлым летом на Побережье - единственное приятное воспоминание о том отпуске - они честно свое отслужили. Подошва еще ничего, а вот верх... Покупка новых окончательно развалит и без того пошатнувшийся бюджет. Разве что быстро написать заказанную статью. Да где их сейчас купишь - хорошие босоножки?!
Дверь в кабинет отворилась, и оттуда строем вышли запортупеенные и обпогоненные. Следом появился сам шеф-академик, проводил хунту до выхода и вернулся.
– Лапонька, до вечера меня ни для кого нет, ясно? А это, собственно...
Но я уже была рядом и, держа шеф-академика под локоток, направляла его в сторону кабинета.
Через пять минут он мне сказал:
– Вы удивительно хорошо выглядите. Как-то особенно свежо, юно...
– Умыто, - подсказала я, незаметно уворачиваясь от готовой опуститься на плечо шеф-академической длани.
– Вот-вот! Как яблочко после дождя.
А еще через пять минут он как бы невзначай накрыл мою руку своей лапищей и утробно пророкотал: