Записки переводчицы, или Петербургская фантазия
Шрифт:
— Его нет и не будет, уехал домой.
— Как домой? А заказ?
Дама еле заметно усмехнулась:
— Он теперь сам... заказ.
— Рэкет?! — в ужасе закричала я.
На нас обернулись.
— Не ори, пожалуйста. — Женщина занервничала. — Рэкет вон, рядом стоит. — Она незаметно кивнула в сторону парня в синем плаще, который с интересом посмотрел на меня. — Я ничего не знаю. Сказали, уехал домой. Ты тоже иди домой. Уехал и уехал. Что такого?
— Но постойте! Я же потратила уйму времени! Может быть, вы заберете
— Нет. — Тетка прищурилась и покачала головой. — Мне не нравятся твои печальные матрешки. Глаза у них черные, смотрят по-дурному. Не матрешки — ведьмочки: сглазили они, видать, нашего Толяна.
— Что вы такое говорите? Почему сглазили?
— Так всегда все было о’кей, и вдруг он с ними подрался. С чего бы, а?
— Его похитили?
— Совсем ненормальная? На него штраф повесили, только, говорят, успел сдернуть. Слушай, иди домой, а то сейчас заказ в счет Толиного долга заберут и будешь потом на них бесплатно ишачить.
Парень в плаще сделал шаг ко мне. Я опрометью кинулась к остановке.
— И прекрати заниматься не своим делом, до добра не доведет, — сказала тетка мне вслед. — Какой из тебя коммерсант? Ступай в школу или библиотеку! А сюда не лезь, интеллигенция...
И мы с Владом покатились назад — к нищете и бесплатным обедам. Ах, как я жалела о своем легкомыслии! О том, что просадила все деньги. Однако сделанного не вернуть... Мы снова гордо проходили мимо киндер-сюрпризов. Влад по-джентльменски молчал и ничего не клянчил. У меня было свое наказание: пила на завтрак полезный цикорий и мечтала о чашке кофе с куполом пены. Запоздалая экономия не спасла — деньги за ремонт все равно потребовали.
— Анна Александровна, в чем дело? Вы всех задерживаете.
Передо мной стояла нереально красивая блондинка с русалочьими глазами — председатель родительского комитета. Ее золотые волосы водопадом рассыпались по худеньким плечам, облаченным в деловой костюм. Я совершенно потерялась, поплотнее запахнула казенный халат и почувствовала желание исчезнуть.
— Елена Сергеевна...
— Вы одна, я понимаю, но вы, как сотрудник, платите всего пятьдесят процентов. Это же смешная сумма... Разве вы не хотите, чтобы Владик ходил в чистый и красивый садик?
— Хочу, конечно, хочу. Вы даже не представляете, как я хочу... А можете еще дня три подождать?
— Три?
Шелковые ресницы затрепетали, по зеленым озерам пробежали тени. Лена внимательно посмотрела на меня.
— Анечка, вам надо найти человека, который будет о вас заботиться. Может быть, вам... одолжить денег? Это спасет ситуацию?
— Нет-нет, спасибо. Через три дня я принесу деньги.
И я отправилась искать заботливого человека. Мне нужен был человек, который даст работу. Вечером я не выдержала и расплакалась.
— Мамочка, почему ты плачешь?
— У меня нервный срыв.
— Неправда. — Сын обнял меня
— Как это? Что за хутор?
— Ты мне такую книжку читала. — Он показал пальцем на томик Гоголя. — Только мы черта звать не будем, я его боюсь.
— Понятно. — Я невольно улыбнулась. — А кто же нам тогда поможет?
— Мы напечатаем твою книжку. Ты же сама говорила, что книжки сейчас очень дорогие.
— Откуда ты знаешь, что я пишу книгу?!
— Я ее читал, — спокойно сказал Влад. — То есть мне Глаша читала из старшей группы. Хорошая сказка! Нам понравилась. Главный маг точь-в-точь как папа, а веселая рыжая ведьмочка — ты. Правильно? Это было на самом деле? Мам, я тоже хочу в эту страну, где падают звезды в волшебное озеро.
— Увы, Влад! Такой страны нет. Считай, что это сон.
По глазам было видно, что сын не верит. Он упрямо наклонил голову и сказал:
— Ма, раз это был только сон, я хочу тоже тебе сниться — будем странствовать втроем. Придумай и про меня что-нибудь.
— Договорились.
Я убрала рукопись в сумку с тайной надеждой на чудо.
На следующий день я принесла свою тетрадь с заветной сказкой и приготовилась осуществить рискованный план. Целью моего сафари был господин Бронштейн, возглавлявший сеть кооперативных издательств и по совместительству один из наших родителей, отец очаровательной Сашеньки. Я решила предложить ему рукопись и любой ценой устроиться в его издательство: корректором, редактором, администратором — все равно кем. Литературный труд был моим единственным профессиональным умением. Но просить Леонида Петровича было так же страшно, как целовать туфлю Чингисхана.
Это был полнокровный рыжий мужчина, который никогда не здоровался и всем в детсаду тыкал (кроме заведующей). Тормозов у него не было — говорил что хотел и даже не смотрел на реакцию. Тем не менее его уважали, потому что зарабатывал интеллектом, а не продажей водки. И это уважение действовало как новокаин: губы немели, язык не слушался. Несколько раз он вопросительно смотрел в мои расширенные от ужаса зрачки, однако я так и не осмелилась заговорить.
Этим утром, пока Саша самостоятельно переобувала чешки, Леонид Петрович с кем-то ругался по своей «Форе» и в конце сказал тихим и страшным голосом:
— Изволь найти приличную вещь для издания: твой репертуар смехотворен! Какой такой переводчик? За неделю не сдашь романчик — сам заговоришь на всех языках сразу. Понял?
И тогда я решилась.
Он, как Вий, вперил в меня голубые стеклянные очи, обрамленные рыжими длинными и очень редкими ресницами. Веки были красными. От бессонницы или от водки?
— Что нужно?
— Простите, я случайно услышала: если необходим переводчик, я могла бы... Английский, немецкий без словаря. Я кандидат наук.