Записки переводчицы, или Петербургская фантазия
Шрифт:
Глава 13
Яркая неоновая надпись гласила: «Вина!» Восклицательный знак был похож на грозящий палец: чья вина? Кто виноват и в чем? И при чем здесь я? Я смотрела не отрываясь и мысленно звала спасительный трамвай, надеясь сесть в него и быстрее уехать! И чтобы больше никаких проблем! А буквы разгорались все ярче и ярче, притягивали, и не было сил отвести глаза.
Однако трамвай где-то подло задерживался. Мне пришло в голову, что автомобильный поток, который то замирал,
А через секунду это случилось. Раздался громкий хлопок, и душераздирающе завизжали тормоза. На том берегу, под неоновой надписью, стала быстро собираться толпа. Спустя короткое время плавно подкатила «скорая». Я быстро выхватила из футляра очки — сквозь мощные линзы было видно, как молодой полицейский оттаскивает Василия от санитарной машины. При этом цыган метил кулаком в его солнечное сплетение, а Треха явно примеривался, чтобы схватить стража порядка сзади за брюки.
— Василий, что ты делаешь?! Это же сопротивление властям! Cейчас увезут в отделение, а у тебя никаких документов нет! — Я похолодела от ужаса. — Постойте!
Я рванула через дорогу так, как не бегала в молодости — только полы моего длиннющего итальянского плаща взвились черными крыльями.
— Не трогайте его! Не забирайте! Он нечаянно...
— Аня! Анечка! Успокойся, это совсем не то, что ты думаешь...
Лейтенант и Василий разжали объятия.
— Пожалуйста, объясните! Что случилось? — обратилась я к офицеру.
— ДТП. Девушку сбили. Вы что, не видели?
— Аня! Анечка!
Василий стоял, дыша словно загнанная лошадь. Потом рванул на груди рубаху — пуговицы фруктовыми косточками защелкали об асфальт.
— Ой, лихо мое, лихо! Ох, дышать нечем... Аня, это ужасно! Я ее убил...
— Валентину?!
Он кивнул.
— Ее только что машина сбила. Из-за меня... Увидела и через дорогу кинулась, на красный!
— Насмерть?!
— Я не знаю. Все! Никогда грех не искуплю, доигрался я...
— Я же просила: не ходи...
— Анечка, и зачем я не слушал тебя? Видела бы ты, как ее подбросило, до самого небушка...
— Василий, не надо!
Я почувствовала, как расползаюсь, теряю форму, превращаюсь в воду. Улица вдруг на глазах изменила пропорции: дома поползли в разные стороны, а тротуар наклонился, и, чтобы не упасть, пришлось схватиться за рукав мальчика-полицейского.
— Дама, не слушайте его. Non est culpa vini, sed culpa bibentis, — неожиданно выдал лейтенант. — Почему вы так удивились? Я же второе высшее получаю, на юридическом учусь, латынь — наш хлеб. Давайте успокоимся, и я вам все объясню.
— Она не украла, она взяла! Понимаете разницу? — У Василия дергалось веко, а голос прерывался: казалось, он сейчас задохнется или начнется истерика. — Го-осподи, она же ненормальная! Она вне нормы, она не понимает слово «нельзя» и всегда спрашивает: почему? Поймите, лейтенант, она просто взяла эту проклятую бутылку, как ребенок может взять игрушку в игрушечном магазине. У нее наверняка были деньги, у нее всегда есть деньги (не знаю откуда). Она могла бы заплатить!
— Но не захотела, — жестко подытожил полицейский. — Правильно я понимаю?
— Да я бы заплатил! Опоздал, опоздал! На пять минут... Ну надо же, бутылка — и жизнь человеческая!
— А у тебя что, — лейтенант внезапно перешел на «ты» и смерил взглядом Василия с головы до ног, — тоже всегда есть деньги? Ты, вообще, кто?
— Это... сторож монастырский, — неудачно вмешалась я.
— Странно! В каких отношениях состоял с потерпевшей? Любовник? отец? муж? опекун? Если знал, что девушка «вне нормы», почему не лечил, не контролировал?
— Я никто. Просто знакомый.
Василий испугался и на минуту пришел в себя.
— Тогда зачем себя винишь? У тебя нет никаких прав...
— Право человека у меня есть! А я — осел! — крикнул Василий.
— Тебе виднее. И все же человеческих прав для опеки недостаточно, поэтому случилось то, что должно было случиться. Так сказать, результат безответственного отношения...
— Простите, лейтенант... — не выдержала я.
Голос куда-то пропадал, однако нужно было держаться. Вопли Василия были, мягко говоря, неконструктивными.
— ...А удар действительно был очень сильный? Что сказал врач? — с трудом выдавила я из себя.
— Сделают что могут, но шансов мало.
— Они так всегда говорят.
— А как же иначе? Разве можно отбирать надежду? Все-таки врачи, гуманисты!
— Боже, как жалко!
— Конечно, жалко, девушка красивая, но кто знает, что лучше? Я бы, например, лучше умер, чем в коме лежать после такого удара или ездить в коляске до конца жизни.
Василий издал звук, похожий на собачий вой.
— Это вы виноваты! Вы тоже виноваты! Она вас боится! У нее в жизни ситуация была...
— По-моему, это правильно, когда воры боятся полицию. — Парень пожал плечами. — Или я не прав? — Он повернулся ко мне: — Поверьте, я девушку не меньше вас жалею. Я даже попросил врача позвонить, когда будет ясность.
И тут же пронзительно запел его мобильник. Василий по-детски схватил меня за руку:
— Что?!
— Пока ничего.
Лейтенант медленно и неохотно поднес трубку к уху:
— Да! Я вас слушаю... Спасибо... Ну, ничего не поделаешь, все само по себе решилось. Говорят, все к лучшему.