Записки переводчицы, или Петербургская фантазия
Шрифт:
— Вернись!
Но он уходил, а ноги-макароны меня не слушались, и тогда я второй раз за вечер упала в обморок.
Очнулась я на скамейке. Надо мной склонялись ветки молодой липы и Трехина морда, потому что голова моя лежала у него на спине.
— Пожалуйста, не пугай меня так больше!
Лицо Василия украшала прежняя белозубая улыбка: он был искренне счастлив.
— А я тут ради тебя так старался, так старался! Смотри, подушку подложил теплую, лечебную, живую — шерстяную. Нравится?
— Честно говоря, псиной попахивает. — Я села и попыталась найти в сумке мобильник. — Поедем домой!
—
— Зачем мне замок?
— Каждая женщина хочет стать принцессой, разве нет?
— Мне уже поздно по возрасту! Я согласна только на королевский статус.
— Хорошо! Поскольку главный маг — я, ты станешь моей королевой. Соглашаешься на такое заманчивое предложение?
— Не знаю, — усмехнулась я. — Говоришь, заманчивое? Меня, как филолога, смущает этимология: заманить, манить, обманывать, мания, магия... Знаешь, игра словами — это мое профессиональное увлечение.
— Ну вот, — обиделся Василий, — снова здорово: при чем здесь обман? Хочешь, сыну твоему позвоню? Скажу, что увожу тебя в гости, потому что ты лучшая женщина на земле! Дай трубу!
— Не дам!
Я даже вцепилась в сумку при мысли о таком звонке, но беспринципный Треха (готовый на все ради хозяина) начал скрести лапой по сумке, пытаясь разжалобить: «Только не бросай нас, только не бросай! Сироты мы!»
— Не надо. Не царапай! — Было ясно, что отступать поздно. — А можно уточнить: ты злой или добрый волшебник?
— Сам не знаю! Ты должна мне помочь в этом разобраться.
— При чем здесь я?
— При том, что со стороны виднее.
— Не всегда!
— Посмотрим! Так ты согласна?.. Ура! Едем! — И он вдруг лихо засвистел по-разбойничьи и взревел: — Такси!
Из-за поворота, как Сивка-Бурка, галопом вылетело такси. Водитель был вежлив и спокоен, ни одежда Василия, ни рыжий барбос его не смутили. Он скромно назвал стоимость «дополнительных услуг», постелил старенькое одеяло, и Треха нырнул в салон, не выказав страха и удивления, как будто поездка в машине была для него делом привычным.
Василий поклонился и галантно придержал дверь:
— Залезай, мать! Подожди, у него подстилка сбилась...
Пока он возился в салоне, из брючного кармана выпал какой-то квадратик. Я нагнулась и подняла забавную открытку, на которой красовались четыре милые сказочные жабы. Морды у них были очень серьезные, глаза грустные и умные, а одеты в средневековые шапочки и кафтанчики. Великолепные персонажи! Я улыбнулась и повертела открытку так и сяк. На обороте некто на великолепном немецком поздравлял liber Василиуса с творческими успехами и желал дальнейшего процветания.
— Эй, Анна! Ты зачем чужие письма читаешь?
— Извини! У тебя есть друзья в Германии?
— Я гражданин мира.
— А письма они адресуют на кладбище?
— До востребования.
— У тебя же паспорта нет!
— Ну и что? Я даю взятки почтальоншам, и они нарушают закон. Я же волшебник-душевед. Но для каждого волшебства свое время.
— Знаешь, волшебник-душевед звучит почти как... душегуб.
— Отлично звучит! Я хорошо знаю, что нужно делать, и подсказываю людям. Хочешь
— Но...
— Никаких «но»! Я авторитарный волшебник и этим горжусь. Стой, куда полезла? Ты точно хочешь назад?
— Точно. Я побаиваюсь авторитарных душеведов.
— Все равно я до тебя доберусь.
Он гоготнул и, несмотря на габариты, легко и ловко опустился на переднее сиденье.
— В плечах не жмет? — покосился шофер.
— Все нормально.
— Куда поедем?
— На Васильевский... «Фата-моргана».
— Это серьезно?
— Серьезнее некуда. А что?
— Ничего. — Спина шофера изогнулась в подобии поклона. — Красиво там...
— Трогай, командир. И музыку приятную поставь для моей дамы.
Мужичок еще больше смутился:
— Извините, я только джаз слушаю, а это на любителя. Хотите, радио включу?
— Не стоит, давай джаз.
Саксофон был потрясающий: меня просто захватил горячий поток музыкальной страсти. Он унес с собой все события безумного дня, и мои дрожащие от напряжения нервы превратились в мягкие шелковые ленточки. Минут через десять я отключилась...
Теперь я стояла на полянке посреди золотого осеннего леса. Грустно светило неяркое солнце, влажно поблескивала пожелтевшая трава, пахло мхом и грибами. Мимо моего лица, тихо кружась, пролетел один красный лист, второй... Я увидела старых знакомцев: под развесистой березой восседали четыре жабы. Заметить их было нелегко, потому что оранжево-сине-зеленые кафтаны и шапочки сливались с осенней полянкой. Хотя видно было плохо, зато отлично слышно! Пупырчатые герры музыканты деловито настраивали инструменты. Каждый бережно прижимал к груди свое сокровище: скрипочку-виолу, барабанчик, маленькую волынку и тростниковую флейту.
И вдруг откуда-то появился Василий с дирижерской (или волшебной?) палочкой. Он взмахнул, и жабы грянули зажигательную шотландскую джигу. Дирижер залихватски отбивал ритм, а музыка становилась все быстрее и яростнее. Но вот Василий опустил палочку, широко развел руки, и из-за пазухи (а может быть, прямо из груди?) вылетел молодой ворон. Птица стремительно, красиво пошла вверх, делая мощные гребки крыльями. Василий засмеялся, заулюлюкал, глядел, улыбаясь, как ворон поднимается в небо. Потом подмигнул мне и исчез.
...Я резко открыла глаза.
— Ну вот, проснулась наконец! А мы полчаса стоим ждем, а счетчик работает: услуги-то дополнительные!
Василий уcмехнулся и настежь распахнул автомобильную дверь. Из темноты ночи доносился забытый странный звук, похожий на дыхание или шепот: «Ш-ш-што... Пока-а-а...»
— Как будто... море! Где мы?
— На острове. Да чего ты испугалась, матушка? Это не Крым и не Куба — наш остров, Васильевский!
В этот момент Треха, которому надоело ждать, беспардонно прыгнул ко мне на колени и, неуклюже лягнув воздух задними лапами, вырвался из салона на волю.