Записки ретро-разведчика (Из варяг в греки)

Каралис Дмитрий Николаевич

Это Катька с легкостью рассказала мне по дороге, как случайному дядюшке-таксисту, везущему ее после пирушки домой. Как бы такая игра, рассудил я.

Мы сели за стол, и я налил себе пепси.

– А почему не водку?
– удивилась Катя.
– Я одна не буду!

– Не уговаривай, - твердо сказал я.
– Если я выпью, мне из этой Швеции будет не выбраться.

– Ты что, запойный?
– восхищенно произнесла Катька и поспешно выпила, не чокаясь.

Нравилась ли мне Катя, как женщина?

В ней не было загадки.

Все остальное было на месте. Мужчине моего возраста было бы лестно завалиться с ней на широченную тахту, но все оказалось бы слишком просто. Как всякий русский, я остерегаюсь простых решений. И вообще, получилось бы, что Катька соблазнила меня, а не наоборот. Вы эти феминистские штучки бросьте! Мы, мужчины, умеем постоять за свои права. Н-да, понимаешь.

Вот такая у меня строгая философия.

– Закусывай, - я протянул ей дольку посыпаннго солью огурца.
– Тушенку погреть или холодную будем?

Катя захрустела огурцом и сказала, что она решила похудеть на шесть килограммов, чтобы назло Эрику взвесить меньше, чем его жена. Поэтому есть она не будет. Огурцы не в счет - они способствуют похуданию.

Я сказал, что она не толстая. И вообще, тощая корова - еще не лань.

– Нет, я стала очень толстая.
– Она огладила рукой бедро.
– Здесь в Швеции очень важно иметь хорошую фигуру. Тем более, я не шведка, а эстонка. Я должна быть особенно привлекательной...

– Чтобы выйти замуж?

– И для этого тоже.

Я вывалил тушенку на тарелку, сыпанул отварных овощей. Полил кетчупом.

– Давай еще выпьем!
– попросила Катя.

Белый стакан сошелся в воздухе с коричнево-негритянским. Чокнулись. Выпили.

– Как я их всех ненавижу!
– Катя неожиданно стукнула кулачком по столу.
– Свиньи, курвы поганые... Они нас за людей не считают. Тупые, как не знаю кто... Телевизор сами подключить не могут, а строят из себя интеллектуалов ...
– Она по-мужски уперлась взглядом в стол, и ноздри ее гневно шевелились.

– Налей мне еще... Не бойся, я на такси доеду.

– Только тебе поддатой на такси и ездить...

– Здесь в любом виде на такси можно, - она усмехнулась, - ничего не случится. Это не у нас.

Катя налила себе полстакана водки и махом выпила. Я понял, что звонить однофамильцу мне придется одному. Вытащил из пакета справочник и нашел телефон Димитриуса. Катька, подбодренная присказкой о сомнительных достоинствах тощей коровы, уплетала тушенку.

Я набрал номер и ждал секунд тридцать. Никого. Набрал снова. Может, уехал на дачу или в гости. Или переехал...

Потом мы сидели за столом и разговаривали. Я курил, прихлебывал пепси, и дым плавно утекал в распахнутое окно. Катька бесилась, рассказывая о работе в магазине и своем хозяине Улле.

Улле требовал, чтобы она выполняла главнейшую заповедь торговли: покупатель - это бог! Дети роняют книги с полок - надо с улыбкой поднять их и не дергать родителей, которые в это время переговариваются за стеллажами. Какую бы глупость не сделал покупатель - надо улыбаться. Надо быть вежливым, хоть ты тресни.

– А они вежливые! Зацепят задом книги и не поднимут. А воруют сколько? И я должна улыбаться?.. Я уже через месяц хотела уволиться, но Улле отвел меня в кафе, заказал ужин с вином и целый час толковал, что покупатель - это бог. А в конце шиканул - отвез на такси домой. Где он найдет такую дуру, чтобы знала русский и шведский и работала за копейки?

– Я домой приезжаю - все думают богачка, в Швеции живет.
– Слегка окосев, Катька размахивала руками.
– А денег только на квартиру и одежду хватает. Правда, Улле разрешает пить кофе за счет фирмы и печенье с джемом. Сейчас разрешил купить для тебя и гостей вино. Только ты не пьешь...

Потом Катька всплакнула, вспоминала одноклассников, говорила, что ей безумно жалко Советский Союз, свою мать, которая сейчас без работы, и отца, который начал спиваться, и своего жениха, которого бросила в Таллинне. Какой дурак придумал, чтобы эстонский язык стал обязательным для всех? Это крошечный язык, во всем мире на нем говорит один миллион человек. Ее русский отец никогда не знал по-эстонски больше десяти слов, хотя прожил в Эстонии сорок лет. Его уволили. Работы на кораблях не стало. Раньше он плавал за границу - зачем ему за границей эстонский язык? С кем там по-эстонски разговаривать? Эстонская литература не была бы никому известна, если бы не переводы на русский.

– Какой дурак это придумал! Какой дурак?
– горестно раскачивалась Катька.
– Как хорошо мы жили - ездили, куда хотели. На каникулы в Молдавию, Ленинград, Тбилиси...

Заговорила об Улле.

– Однажды он напился в ресторане и кричал: Я стану миллионером!. Настоящий маньяк! Купил себе с кредита спортивный порш - номер набекрень висит, ездить не умеет. А ты знаешь, сколько стоит порш? Как десять наших жигулей!
– Она помолчала, производя в своей рыжей головке вычисления, и поправилась: - Даже больше - как сто жигулей!

Она встала из-за стола, невесомо села мне на колени и положила руки на мои плечи. Посмотрела пьяно и нежно.

– Ты не думай, я не пристаю к тебе. Просто мне хорошо, что ты приехал...

Я сказал, что ничего такого и не думаю. Сиди, пожалуйста, если хочется. А сам подумал: вот он, западный феминизм, в его неприкрытых формах. Хочет водки выпьет, хочет - на колени мужику брякнется. Следовало попридержать даму за талию, но я сидел, как истукан. Можно сказать, боролся с феминизмом.

– Я так от них устаю, - Катька поднялась, и ее шатнуло.
– Поговорить не с кем ... Скоты, сквалыги... И этот трус Эрик, его жена... Ты эстонская потаскуха!- кричит.
– Хочешь отобрать у меня мужа, взять все готовое! Убирайся к своим коровам!