Записки ретро-разведчика (Из варяг в греки)
Шрифт:
Какого-то стебка постмодерниста изучают, а о Конецком не слышали. О чем с этими славистами говорить... Не знают Гранина, Голявкина, Житинского, Штемлера, Валерия Попова...
По-житейски это понятно - раньше такие ходы назывались культурным обменом по линии Союза писателей.
Сейчас проще.
Пригласили шведских переводчиков в Москву, свозили на дачу, выпили в бане, собрали свою тусовку из нескольких человек: Вот прекраснейший писатель! Его семь лет не печатали при коммунистах! А этого пятнадцать! Огромный талант, огромнейший! Главы из его повести Радио Свобода передавала. А это - гений самиздата! Его многопудье ждет своего времени. Вот этот суровый господин с бородкой -
Долго ли бедным шведам голову заморочить. Про кого больше шумят - тот и гений! Не могут они десяток литературных журналов, выходящих у нас в месяц, осилить. Хоть тресни, не могут - в Швеции, насколько мне известно, всего пятеро профессиональных переводчиков с русского языка. А книг сколько выходит? Что им в уши вложат, то они и переведут. А что переведут, о том критики и напишут, то студентам и предложат для изучения.
Я и сам первые годы перестройки пребывал в некотором мороке от чтения андеграунда. Читаю рецензию - новый Гоголь явился! Нахожу журнал или книжонку - спотыкач какой-то, как говорил водитель бортового камаза Коля Максимов. Читаешь и спотыкаешься. Снотворное прямого действия. Без будильника десяти страниц не осилить. Либо стеб, понятный десяти мальчикам ближнего окружения, либо герметизм, никому, кроме автора не понятный. Сидит под одеялом и пукает: Не нравится тебе мой запах - и хрен с тобой! Я не для тебя пукаю - для себя!.
Читаешь Литературную газету - десять новых имен, и все как бы гении: работают в необычной манере, полный контраст с соцреализмом...
Я в то время, как доверчивый дурак, все пытался сыскать-прочитать, о чем критика писала. А потом плюнул и стал старые вещи перечитывать...
Хотя, некоторые новации производили впечатление... Особенно, возвращенная проза.
Шведам-филологам я обо всем этом говорить не стал.
Но за литературу нашу обидно...
Меня спросили, много ли платят писателям в России. Я сказал, что раньше платили значительно больше. После первой своей книжке, выпущенной в Москве, я бросил работу и заставил сделать то же самое жену. Почти год мы жили на гонорар. После второй книжки я спижонил и сразу купил машину, продолжая недолго манкировать службой. А вот с третьей книжки, которая была в два раза толще, чем две предыдущие, я только смог отремонтировать Вольво, которую когда-то выиграл в рулетку на пароме Анна Каренина, и заткнуть некоторые финансовые дыры.
– В рулетку?
– воскликнула Мика.
– Вы игрок? Расскажите!
...Мы плыли тогда в Швецию для переговоров о нашем будущем писательском круизе-конгрессе. Писатель А.Ж., композитор А.П. и я. Такая маленькая культурная делегация. Композитор плыл по своим музыкальным делам, мы - по своим. Но держались вместе. До этого я один раз играл в рулетку на пароме Силья лайн, и мне понравилось.
...Первый в жизни подход к запретному полю принес мне выигрыш в пятьдесят долларов (расчет шел в кронах, стало быть - четыреста крон.).
Тогда, на Силья Лайн, я забрал выигрыш и отошел от стола, чтобы обдумать фартовую ситуацию. Дорогу в один конец, я считай, у судовладельцев отбил. Выкурив сигарету в носовом салоне парома, я подумал, что неплохо бы отбить дорогу сразу в оба конца - зачем же упускать такой случай? У нас в стране рулетки нет, а когда мне еще удастся так легко заработать денежки?
Минут через сорок я вновь курил у огромного стекла, за которым светились огоньки близкого еще финского берега, и размышлял над присказкой Жадность фраера погубит. Правильная присказка. Какого черта я решил трясти судоходную компанию - сидел бы себе с выигрышем и не лез на рожон. Теперь судовладельцы взяли с меня двойной тариф за проезд. Естественно, пользуясь моей неопытностью и специально созданной толкотней возле игорного стола.
Еще я думал о том, что по моей спокойной схеме, если тебя не будуть толкать и дышать в затылок, проиграть в принципе невозможно. Я же не сыпал горы фишек на какое-то конкретное число, чтобы либо разом их просвистеть, либо получить в тридцать два раза больше. Я ставил либо на красное, либо на черное.
Как известно из теории верояностей, которую я со второго захода успешно сдал в Институте водного транспорта, шансы выпадения орла или решки при подкидовании монеты равновероятны и соотносятся как 50:50. Также равновероятны и попадание шарика рулетки на красные или черные поля цифр, поскольку все 32 цифры барабана, как красно-черные зебры чередуют свой цвет.
Схема простая, рассуждал я. Поставил фишку стоимостью пять крон на черное. И, допустим, угадал - получаешь еще одну фишку. Не угадал - портье забирает твою. Поставил две фишки и угадал - получаешь еще две. Стопроцентная прибыль, елки зеленые! Главное не суетиться и соображать, на что в каждом коне ставить - на красное или на черное.
И надо понимать, что из ста конов красное и черное, как ты не крути, все равно должны разлечься примерно 50 на 50. Это вам не блатное очко четыре сбоку, ваших нет! Надо по очереди ставить на красное и черное и спокойно тягать стопроцентную прибыль.
А еще лучше, думал я, разглядывая огоньки близких фиордов, не ставить каждый раз, а пропускать кон-другой, и если два раза подряд выпал один цвет, то ставить на противоположный, но - увеличивая ставку! Знание - сила, сказал кто-то из французских естествоиспытателей и гуманистов.
Тогда, на Силья лайн, сделав третью ходку к игорному столу, я доказал преимущество тонкого расчета над стихийным азартом и вышел на нулевые отношения с владельцами паромной переправы между Финляндией и Швецией.
Схему я проверил, и оставалось только дождаться подхода к зеленому сукну.
После ужина на Анне Карениной я повел А.Ж. и композитора А.П. в музыкальный салон, где - как я вызнал заранее - стояла рулетка. А. Ж. вяло отказывался, но по его плутоватой улыбке было видно, что сыграть он не прочь. Композитор смотрел на нас восторженно-испуганно и пожимал плечами: У меня денег нет....
В коридоре, где звенела мелочь игральных автоматов, мы остановились, сунули с А.Ж. по кроне в щели одноруких бандитов, дернули рычаги и получили по пригоршне монет каждый.
– Это вы что, выиграли?
– композитор, сцепив руки за спиной, удивленно вытянул шею.
– Да! И сейчас выиграем еще!
– лихо сказал А.Ж. и дернул ручку. Чтоб он всегда так угадывал!..
Я дернул свою.
У меня совпали три вишенки в ряд, у А.Ж.
– не помню что.
В блестящие
поддоны
загремели
сверкающие
потоки
монет !..
Мы весело рассовали их по карманам, каждый отсыпал по горсти испуганному композитору и пошли брать штурмом рулетку. Теперь впереди вышагивал А.Ж., и полы его пиджака тянуло вниз. Мне пришлось поддерживать брюки, чтобы карманы, набитые увесистыми кронами, не били по коленкам. Композитор А.П., поправляя на ходу дымчатые очки, едва поспевал за нами. На его лице читалось восторженное недоумение: вот, оказывается, как люди деньги сшибают, пока я сочиняю любимые народом пьесы, оратории и музыку к кинофильмам.