Записки русского интеллигента
Шрифт:
На другой день я подал в президиум исследовательского института заявление с просьбой освободить меня от звания и обязанностей действительного члена. Через некоторое время Гессен был снят с должности директора института, арестован и, по-видимому, «ликвидирован». По крайней мере, больше он уже не появлялся и никаких официальных сведений о его судьбе не было {621} . Хорошо, что мне с ним оказалось «не по дороге».
Я невольно перестал в моих воспоминаниях держаться хронологического порядка…
621
Б. М. Гессена арестовали в августе 1936 года и 20 декабря того же года расстреляли. Подлинные причины его ареста неизвестны. По официальной версии поводом для этого явилось его руководство нелегальным философским кружком при кафедре истории и философии естествознания Московского университета (см.: Андреев А. В. Указ. соч. С. 79–81, 238).
С Ломоносовским институтом я был связан до самого конца его пребывания в Благовещенском переулке. От него отпочковался Институт сельскохозяйственного машиностроения, который поместился в Черёмушках, и там кафедру получил мой ассистент
622
Военная академия моторизации и механизации имени И. В. Сталина (ныне – Военная академия бронетанковых войск им. Маршала Советского Союза Р. Я. Малиновского), основана в 1932 году в Москве для подготовки командно-штабных и инженерных кадров Российской армии.
623
Путейский институт – так в период с 1913 года по 1924 год назывался Московский институт инженеров транспорта (МИИТ).
624
Московский институт народного хозяйства имени Г. В. Плеханова (МИНХ), основан в 1907 году как Московский коммерческий институт, с 1924 года современное название.
Профессором этого института Зёрнов состоял с 1926 года по 1936 год.
625
Военно-транспортная академия имени Л. И. Кагановича (ныне – Военно-инженерная академия им. В. В. Куйбышева), основана в 1819 году как Николаевская инженерная академия в Петербурге (с 1932 года в Москве).
В должности профессора этой академии Зёрнов находился с 1932 года по 1 марта 1938 года.
626
Военно-политическая академия имени В. И. Ленина, основана в 1919 году в Петрограде (с 1938 года в Москве).
В весеннем полугодии 1924 года я сильно захворал, а после выздоровления я подал заявление об уходе ректору II университета Намёткину и по конкурсу получил кафедру в теперешнем МИИТе {627} . Если в МИИТе и есть недостатки, то, по крайней мере, там я сам себе голова и никаких «партнёров» на кафедре нет. В таком же положении я себя чувствую и в МВТУ, где я взял совместительство после переезда Военно-транспортной академии в Ленинград {628} .
627
Профессором и заведующим кафедрой физики МИИТа В. Д. Зёрнов работал с 1 августа 1924 года по 1 октября 1946 года (по день смерти).
628
Московское высшее техническое училище имени Н. Э. Баумана (МВТУ; ныне – Московский государственный технический университет) – крупнейший в России научно-исследовательский центр машино– и приборостроения, основан в 1830 году как ремесленное училище; с 1868 года – Императорское Московское техническое училище, с 1917 года – МВТУ.
Должность профессора по кафедре физики МВТУ Зёрнов совмещал с основной научно-педагогической деятельностью в МИИТе с 1 сентября 1938 года по 1 октября 1946 года (по день смерти).
Дело об «оскорблении» Чувикова
Это было в году 1923-м {629} . Яблочный сад в то время находился ещё в нашем распоряжении и мы по мере возможности охраняли яблоки от разграбления. В особенности надо было ожидать усиленного грабежа ночью под второй (яблочный) Спас. Я попросил нашего сторожа Егора {630} подежурить ночью в огороде, где росли особенно сладкие соблазнительные яблоки.
629
Описываемые события произошли в марте 1925 года.
630
Имеется в виду Егор Алексеевич Нюнин, нанятый 16 июля 1929 года сторожем в дубненскую усадьбу Зёрновых с оплатою 20 рублей в месяц. Первое трудовое соглашение с ним В. Д. Зёрнов заключил 21 декабря 1923 года. В нём говорилось:
«Мы, нижеподписавшиеся профессор Владимир Дмитриевич Зёрнов с одной стороны и Егор Алексеевич Нюнин с другой стороны, заключили нижеследующее условие с 1 января 1924 года.
Я, В. Д. Зёрнов, даю Нюнину помещение, отопление и освещение и, кроме того, в месяц: 1 пуд чёрной муки, десять ф[унтов] крупы,? ф[унта] чаю, 1 ф[унт] сахару,? ф[унта] табаку, картофель и молока к чаю. Кроме того, уплачиваю Нюнину по 5 р[ублей] червонных ежемесячно. Я, Е. А. Нюнин, за предоставленное мне довольствие обязан ходить за скотиной, принадлежащей профессору Зёрнову и исполнять мелкую работу по домашнему хозяйству.
До 1-го января 1924 года никаких претензий друг к другу не имеем.
21/XII [19]23 [года]
Проф[ессор] Вл[адимир] Зёрнов
Егор
Андрей Чувиков, в это время уже вполне «освоивший» дом, в котором он жил как наш служащий (от серпуховских властей он получил удостоверение, что этот дом принадлежит ему) {631} , состоял в сельской пожарной дружине, чуть ли не был её начальником. Деятельность пожарной дружины проявлялась прежде всего в том, что старенькая пожарная машина, с которой я в былые годы многократно участвовал в тушении пожаров, которая в полной готовности с дюжиной брезентовых вёдер стояла в сарайчике около нашего дома, была «обобществлена». Я долго не мог добиться, куда она последовала. И только несколько лет спустя, когда в Ермолове прорвало плотину и обнажилось дно пруда, я обнаружил остатки нашей машины. Правда, тогда существовала общественная машина, которая стояла в сарае, помещавшемся на бугре против церкви. По правилам всё оборудование должно было быть всегда наготове. Но каждый раз, когда где-нибудь в соседней деревне возникал пожар и надо было выезжать с машиной, оказывалось, что что-нибудь исчезло – то упряжи нет, то у телеги, на которой стояла машина, не хватает колеса. Тогда подымался крик, все бегали, и выезд задерживался, и я всегда с моей машиной прибывал на место пожара раньше, чем общественная машина.
631
Летом 1922 года А. С. Чувиков возбудил одновременно два ходатайства: 1) перед Лопасненской земельной комиссией о наделении его землёй в пределах зёрновской усадьбы и 2) перед Народным судом о признании за ним, Чувиковым, права собственности на ряд хозяйственных построек (двор, сенной сарай и погреб) и на избу для рабочего. Испрашиваемое право собственности на часть построек из владений Зёрнова истец получил через постановление Народного суда от 18 декабря 1923 года, основанном на: «а) личном заявлении Чувикова, б) отношении Серпуховского коммунального отдела от 20/XI–23 года с резолюцией завед[ующего] коммунотделом с предложением Лопасненскому волисполкому закрепить дом со всеми надворными постройками за Чувиковым, сдав таковые Чувикову в аренду на 5 лет вместе с участком земли, примыкающим к постройкам» (Коллекция В. А. Соломонова).
Так вот, Егор вечером пятого августа отправился в огород на сторожбу. Когда стемнело, Егор, чтобы обнаружить свою бдительность, развёл небольшой костёр.
Сижу я дома и слышу, на огороде какой-то шум, крик. Я отправился посмотреть, что там происходит. Подхожу и вижу, что около костра собралось несколько ребятишек, а Егор препирается с Чувиковым, который требует в качестве начальника пожарной команды, чтобы костер был потушен, так как от него-де может произойти пожар. И хотя я видел, что никакой возможности возникновения пожара не было – костер находился далеко от нашего сарая и тем более далеко от дома Чувикова, но чтобы прекратить весь этот шум, велел Егору либо загасить костёр, либо перенести его в то место, которое укажет «начальник пожарной дружины». Сделав это распоряжение, не вступая в дальнейшие разговоры, я развернулся и пошёл домой. На плотине я встретил Митюню, который бежал, чтобы принять участие в событии. Я взял его за руку и говорю:
– Пожалуйста, не связывайся, ты знаешь, с кем имеешь дело!
– Известно, со сволочью, – ответил он и пошёл со мной к дому.
Тогда я не обратил внимания на Митюнин ответ, тем более что мы были уже на значительном расстоянии от огорода и нашего разговора, казалось, никто слышать не мог. Я совершенно забыл о нём. Но через несколько дней является милиционер и спрашивает, не оскорблял ли я Чувикова?
– Нет, – ответил я. – Ни коим образом оскорблять я его не мог, так как ни в какие разговоры с ним не вступал.
Тогда милиционер попросил позвать Митюню и просил его рассказать, как было дело. Митюня (тогда ему было 16 лет) обстоятельно рассказал все, что я сейчас записал, не скрывши и своей реплики. На этом допрос окончился. Но в начале сентября, уже в Москве, мы получили повестки из Серпуховского суда, которые вызывали нас по уголовному делу об «оскорблении» гражданина Чувикова – Митюню как обвиняемого, а меня как свидетеля.
Делать нечего, с утра в назначенный день мы отправились в Серпухов. Тотчас по приезде, уже в здании суда, я обратился к «заступнику» и просил его взять на себя защиту обвиняемого. Не помню фамилии этого милого человека. Он тут же потребовал «дело», пробежал его глазами и с видимым удовольствием согласился.
Мы долго ожидали своей очереди. Наконец, началось наше дело. Помнится, сначала говорил истец. Но Чувикову вовсе не было интересно судиться с Митюней, ему всячески хотелось задеть и опорочить меня. Тут он во всю старался изобразить мои «преступления». Уверял, что я будто бы угрожал сжечь его дом и всю деревню, упоминал, что я в 1921 году сидел в тюрьме, а об Митюне ничего не говорил, – он его и не видал. Потом были допрошены вызванные Чувиковым свидетели. Их было двое. Первый, приятель Чувикова – Пётр Ефимович Михеев. К моему удивлению Михеев заявил, что хотя он и был около костра, но из показаний Чувикова ничего подтвердить не может, так как ничего не слыхал. Так и осталось непонятным, почему Чувиков указывал на него как на свидетеля моих «преступных умыслов». Вторым свидетелем был мальчонка, который, как оказалось, шёл за мной от костра по плотине. Он слышал весь разговор с Митюней и, конечно, передал его Чувикову. И здесь на суде он честно рассказал, как было дело. Затем опросили меня. Я, не отрицая возможности такого разговора, сказал, что так мало придал значения реплике Митюни, что точно и не помню подробностей. Не помню, был ли опрошен «главный обвиняемый»?
Потом судья дал слово защитнику. С тех пор прошло чуть ли не 25 лет, а я до сих пор с удовольствием вспоминаю блестящее, остроумное выступление настоящего адвоката:
– Граждане судьи! Позвольте мне, прежде всего, охарактеризовать личность истца. Вы видели, что Чувиков непременно хочет опорочить и не обвиняемого вовсе, а его отца. Он напоминает, что Владимир Дмитриевич Зёрнов в 1921 году был арестован, но надо знать, что теперь он является уважаемым профессором двух высших советских учебных заведений! И какое отношение всё это имеет к данному делу? Чувиков уверяет, что профессор Зёрнов «угрожал» пожаром. Но из свидетельских показаний ничего подобного установить нельзя. Но если бы даже допустить, что угроза была сделана, то по советскому уголовному кодексу действие это не карается. Вот, например, я скажу: «Чувиков, я разобью тебе физиономию» – это угроза, но я за неё не караюсь. Другое дело, если бы я действительно разбил ему физиономию! Таким образом, Чувикову не удалось хоть сколько-нибудь задеть старого Зёрнова.