Записки русского изгнанника
Шрифт:
Несколько месяцев спустя Блок устроился в «земгусары».
Теперь сестра моя устроилась в скромной квартирке на Сергиевской улице, на втором дворе на 4-ом этаже, но со всеми удобствами. Она завела себе нашу деревенскую Феклушу в качестве кухарки, с племянницей Сашей [101] вместо горничной. Одну комнату отдала старшей дочери дяди Феди, который скончался после японской войны, а маленьких его детей брала в отпуск из института и корпуса. Сама с Ангелиночкой постоянно ходила в церковь и держала себя как святая.
101
Александра Фридриховна Эллиот, р. янв. 1893 г.
Это,
Как-то за обедом, после визита одного молодого человека с еврейской фамилией Фишер [103] , всегда молчаливая и сдержанная, Ангелиночка обратилась к моей жене:
— Чудо Алька! Скажите мне, пожалуйста, какого вы мнения вообще о евреях?
102
В Преображенском полку служили три брата Эллиот: Леонтий (1884–1918), Федор (1888–1914), Константин (1890 —?).
103
Фишер Георгий Константинович (1894–1933 (умер в Аргентине). Офицер, затем архитектор.
— Что же я могу вам сказать? — отвечала Аля. — Я ведь не знаю их как народ. Но между ними я встречала, и не раз, прекрасных, достойных людей, которые превосходно относились ко мне.
— Чудо Алька, — сказала задумчиво Ангелиночка, — вы действительно Чудо, Алька! — Это название, которое как-то сорвалось с моих губ, так и осталось за нею.
Отец мой, уже генерал от артиллерии и почетный опекун нескольких институтов, доживал последние годы. Мачеха увезла его на дачу где-то за Нарвой, по Балтийской ж.д., и я поехал к нему туда. Он уже заметно сдал и относился ко всему пассивно, но мое прибытие оживило его. Вскоре он вернулся в Питер и поселился на Греческом пр. № 6, где она (мачеха) устроила ему небольшую, но вполне аристократическую квартиру.
Как ни странно, но на старости лет он начал писать масляными красками прекрасные портреты.
Прочие братья были уже на зимних квартирах. Дети их подросли, но жены, все еще цветущие и моложавые, придавали уют и прелесть их вполне налаженному и счастливому очагу.
Заседание Комиссии по перевооружению артиллерии открыл мой двоюродный брат Михаил Алексеевич Беляев, впоследствии последний военный министр Российской империи. Выказав большую заботливость о прибывших артиллеристах и их личных нуждах, он сказал несколько общих фраз и передал председательство своему помощнику ген. Каменскому, моему товарищу по артиллерийскому училищу.
— Надо знать, господа, — начал Каменский, — что мы делаем все усилия, чтоб догнать рост вооружений Германии… К 1 января 1916 года мы надеемся достичь этого. Времени мало, и, чтоб не задержать хода вооружений, мы должны ускорить свои работы. Сейчас распределим их и назначим сроки. От времени до времени будем собираться для обмена мнений. Благоволите оставить свои адреса и, по возможности, телефоны.
Казалось невероятным, чтоб в Европе нашлись сумасшедшие, которые пожелали бы разрушить все успехи мирового прогресса, достигшего, казалось, апогея. Мы приписывали это безумие Кайзеру. Это была грубая ошибка. Это безумие охватило весь германский народ, и начало болезни надо искать еще сто лет назад.
«Если правительство твердо, а народ верен своему правительству, то нет силы в мире, которая могла бы сокрушить его», — эти слова Клаузевица, сказанные им после наполеоновских войн, вошли в плоть и кровь тевтонского племени. С присущей им методикой немцы ковали оружие, испытывая его на слабых соседях — Дании, Австрии, Франции, но это была лишь подготовка к мировому владычеству.
«Все или ничего» — стало девизом Германии.
В 1910 году Кайзер сделал попытку вовлечь Англию в Мексиканскую авантюру, надеясь столкнуть две величайшие мировые державы, С.Ш. и Англию, и завладеть морями. С Россией можно было подождать. Японская война низвела ее на степень второстепенной державы, и она и так была под ферулой могущественной немецкой партии. Немецкая фамилия была дворянским титулом, купленная в Берлине за 8000 рублей частица «фон» делала аристократом почти любого человека. Чтоб сделать карьеру, надо было жениться на немке или закончить образование в Германии. «Умлаут» [104] давал доступ ко двору — Рейн становился Рейном. Можно было быть сыном простого мужика, но германофилом — и доверие высших сфер открывало карьеру.
104
Умлаут — фонетическое явление изменения артикуляции и тембра гласных а. о. и, исторически находящихся под влиянием согласного I (в германских языках) и некоторых др. гласных. Это говорит о немецком влиянии при дворе.
Первым прозрел император Александр II [105] , он женился на природной русской княжне и уже дал новый курс политике, но он погиб. Преждевременная кончина русского душой императора Александра III вновь оживила германофилов. Все это сулило Германии паралич русского фронта. Кайзер решил довершить его трактатом в Биорке, необдуманно подписанным Царем. Но обстоятельства еще раз изменились. Победа славян над Турцией вызвала новое вмешательство центральных держав на Балканах. Необычный рост России, вооружившейся с помощью Франции, назревавший союз с Англией вызвали необходимость немедленного решения. Но все еще не верилось в неизбежность мировой катастрофы…
105
Александр II после смерти в 1880 г. его супруги Марии Александровны, принцессы Гессен-Дармштадской, женился на русской княжне Екатерине Михайловне Долгорукой (р. 2 нояб. 1847). Род Долгоруких свое начало ведет от Рюрика и Владимира Мономаха. Т. к. брак вначале не был законным, то появившиеся в нем дети, а затем, и сама княжна получили фамилию Юрьевские в честь их предка Юрия Долгорукого.
С зажмуренными глазами встретили мы 1914 год.
Счастливые и отдохнувшие, возвращались мы из Питера… Нас уже не пугали чуждые небеса, чужие лица. Все казалось родным. Тотчас по приезде ген. Абациев сообщил мне о новой попытке со стороны моего ближайшего начальства. Полковник Кожин дал мне возмутительную аттестацию, могшую погубить всю мою карьеру. Когда ее открыли, представитель аттестационной комиссии заявил Кожину, что если он немедленно не переменит ее на соответствующую, то комиссия единогласно подпишет ему волчий паспорт, и он уйдет в отставку ошельмованным. Угроза подействовала.
Когда мы приехали в Гомборы, все было тихо и спокойно. Батарея была в великолепном состоянии, служба доведена до идеала. Молодые и женатые, все с восторгом встретили наше возвращение, один только Коркашвили первое время пытался держаться в стороне, но тотчас же и он не выдержал и снова занял обычное место у нашего очага.
По инициативе Расторгуева меня выбрали председателем офицерского собрания, прося организовать его в хорошеньком домике, который мы сняли подле церкви, где проходило шоссе. Мы тотчас же оборудовали его по образцу прежних наших работ, все было обставлено чрезвычайно уютно, и он сразу же послужил нам не только для приема проходивших пластунских батальонов, но и для более редкой цели.
Молоденький офицер, только что назначенный ко мне в батарею, уже женился на прелестной княжне Амираджиби, которая с матерью и сестрами явилась умолять выхлопотать ему разрешение раньше положенного срока. Переговорив с командиром дивизиона, мы нашли выход. Жених подал мне рапорт о вступлении в брак, не дождавшись разрешения, за что я арестовал его на две недели — но за неимением гауптвахты — в офицерском собрании, где молодые и провели счастливо свой медовый месяц. Молодежь все время посещала их, родные безотлучно находились подле них, словом, все были в восторге, и слепая Фемида зажмурилась еще более.