Записки средневековой домохозяйки
Шрифт:
– А я сказал, поедешь! – зарычал герцог. – Только посмей не сделать! Вдовствующая маркиза, ваша мать…
– Не смейте впутывать ее сюда! Эта безумная старуха!..
– Как ты говоришь о собственной матери?!
– Она моя мать, а значит, как хочу, так и называю! И вы тоже ничего…
– Ты поедешь в любом случае!
– Нет!
– Мы еще посмотрим…
С этими словами они отворили двери и увидели меня, замершую посредине комнаты. Если герцог задержался у порога, словно любуясь созданным шедевром, то Кларенс влетел в гостиную, но, не разглядев в полутьме комнаты моего лица и не узнав, галантно склонился
– Добрый вечер, леди. Простите, что мы не представлены как положено, но позвольте поинтересоваться, что здесь делает в одиночестве столь очаровательное создание? Такой пленительный цветок во мраке дома?..
От дверей раздался кашель: это герцог, не выдержав, пытался скрыть распиравший его смех.
Кларенс недовольно оглянулся на него, а потом, словно осененный догадкой, внимательней присмотрелся ко мне.
– Черт возьми… – протянул он не то удовлетворенно, не то в восхищении.
Мне захотелось залепить ему пощечину, но я, стараясь сохранить на лице безмятежность, стояла неподвижно. Тогда мой супруг обошел вокруг меня, осматривая и оценивая, как лошадь на торгу. Он цокал языком, издавал возгласы удовлетворения и наконец, когда медленно обошел меня пару раз, выдал:
– Пойдет! – а потом, обратившись к герцогу, завершил фразу: – Насчет вашего предложения я подумаю. Во всяком случае, теперь оно выглядит не так печально, и, возможно, я все же устрою медовый месяц.
Маркиз подал мне руку, и я, с трудом удержав негодующий вопль из-за последней фразы, с некоторой брезгливостью и осторожностью, словно змеи касалась, оперлась на него. И мы пошли в бальный зал.
По пути Кларенс то и дело бросал на меня заинтересованные взгляды. Порой на его лице проскальзывала настолько плотоядная улыбка, что мне хотелось немедленно вырваться и убежать как можно дальше. Однако я сдерживала порывы, потому что, во-первых, позади нас как надзиратель шел герцог Коненталь, а во-вторых, я прекрасно помнила, что любое неповиновение может закончиться рукоприкладством. А оказать достойного сопротивления, скованная корсетом и тесным платьем, я не смогу. Вот поэтому я стоически все стерпела.
Наконец мы пришли, из-за закрытых дверей слышались голоса, веселый смех собравшихся, музыка. Его светлость отдал приказ дворецкому, замершему навытяжку неподалеку. Тот распахнул двери и громким голосом возвестил:
– Маркиз Мейнмор и маркиза Мейнмор!
На мгновение все стихли, и мы как по команде плавно ступили в бальный зал. На меня тут же обратилось не менее сотни взглядов, казалось, они давили, оценивали, взвешивали, осуждали, определяли, достойна или нет… Во все концы залы побежали сдержанные шепотки, дамы, прикрываясь веерами, шушукались одна с другой, тихонечко хихикали, мужчины же, оценивающе выгнув бровь, переводили взгляды с меня на Кларенса и обратно.
Грянула музыка. На мгновение я оторопела, но потом узнала по первым тактам полонез. Маркиз, отстранившись и взяв мою руку для танца, как полагается, двинулся первым, я, с секундной задержкой, последовала за ним.
Умом я не понимала, что происходит, однако тело помнило вбитые в подкорку за неделю шаги, и я двигалась вслед за Кларенсом на автомате. Когда прошла треть танца и я освоилась, то смогла аккуратно осмотреться вокруг. Оказалось, заинтересованных взоров поубавилось, а за нами уже выстроились пары, и гости теперь переглядывались, переговаривались между собой. Все двигались легко и непринужденно, поскольку подобные танцы для них были привычным делом, а мне же приходилось постоянно держать в голове кучу вещей одновременно: какое следующее па, плечи и спину прямо, выражение на лице сохранять веселое и любезное…
Под конец у меня уже губы сводило от улыбки и дрожали ноги, но я старалась не подавать вида. И когда танец, такой плавный и спокойный, закончился, я едва сдержала рвущийся наружу возглас облегчения. Но тут все испортил Кларенс. Он наклонился и поцеловал мне руку, при этом не отрывая от меня горящего взгляда, словно был влюблен в меня без памяти. И со стороны это так и могло показаться, однако я знала, что все не так, отчего было особо гадко.
К нам тут же кто-то подошел. Присмотревшись, я узнала брюнета с серьгой в ухе. Кажется, его звали Эдвард?.. Эдгар?.. Да, Эдгар.
– Дружище! – Он восторженно хлопнул Кларенса по спине. – Ты счастливчик! Я так рад, что меж вами все наладилось! Я не поверил, когда увидел вас в дверях! В парке ты откопал настоящую жемчужину! Сейчас тебе завидуют все женатые и все холостяки в округе!
Кларенс, приобняв меня за талию, жестом собственника чуть прижал к себе.
– О да! За какую-то неделю Аннель превратилась из серого воробушка в райскую птичку! – И, посмотрев на меня, добавил: – Правда, дорогая? Ты счастлива?
Поскольку другой рукой он по-прежнему держал мою ладошку, то, незаметно для всех, предупреждающе сжал пальцы, доставив легкий дискомфорт. Супруг давал понять, что, если я неправильно отвечу, мне будет гораздо больнее.
– Да, милорд. Я так рада и благодарна небесам, что стала вашей супругой…
– Вот видишь?! – Это Кларенс вновь обратил внимание на своего друга. Я же почувствовала, что его хватка ослабла как на талии, так и в руке. – А ты почему…
Но дальше я не слушала их разговор, предпочитая осторожно оглядеться.
Зала, где я училась танцевать с мистером Муари, теперь блистала и сверкала. Ее украсили бесчисленными вазами с цветами, поменяли портьеры с темно-бордовых на легкомысленные бело-золотистые. По краю у стен появилось множество диванчиков, кресел и стульев, на которых сейчас сидели матроны и почтенные джентльмены. Их отпрыски стайками вились тут же. И если вокруг девушек собирался кружок кавалеров, то вокруг красавцев вились молодые леди, явно уже находящиеся в браке. И все это сообщество блистало, переливалось и сверкало драгоценными камнями и дорогими тканями. На миг мне даже удалось почувствовать себя Золушкой, впервые попавшей на бал, но Кларенс неожиданно особо громко рассмеялся, стиснул меня чуть сильней, и впечатление растаяло без следа.
– …Арман, – продолжал он говорить блондину. Я совершенно не заметила, как тот подошел. Выражение его лица было точно таким же отчужденно-холодным, как в парке. – Думаю, назавтра нам придется отложить нашу партию. Я буду несколько занят. – И, хохотнув, добавил: – На моем месте ни один бы из вас не устоял!
– Кла-аренс! – покачав головой и с укором глядя на друга, протянул Эдгар, по-прежнему стоящий рядом.
– Помнится мне, когда кто-то только что женился на своей миссис л’Оверколь, говорил нечто подобное, – возразил тот. Эдгар едва заметно порозовел: