Записки старого капитана
Шрифт:
Путина кончилась, идем на переоборудование, готовимся к минтаевой путине. Подошел к другому капитану, у него списывался второй помощник. Предложил себя, хочу получить знания и опыт. Он меня взял. Это очень опытный, грамотный, успешный капитан. Бортовое траление это я уже видел в Мурманске. Наше судно приписали к Японской базе Хойемару.
Работа несколько проще, но свои прибабахи. Трал за борт, выборка, рыбу в трюм. При сдаче водой заливаем трюм, и из трюма – ложкой13. Везде нужны навыки, но легче, чем на селедке. Был и трагикомичный случай:
Я третий помощник капитана, вахта с 20:00 до 24:00. Время было около полдвенадцатого, идем с тралом по полынье. Тишина, по горизонту огни судов, большая
Ложка – приспособление для вычерпывания рыбы из трюма (по технологии трюм с рыбой заполняется водой).
деревня – отблески огней на снегу, полная луна, идиллия, тащить еще полчаса. На мосту, у капитанского места иллюминатор открыт, сижу,
Тренировки проводили под бортом «Скалы» и «Кавказа», добивались четкой работы с ложкой, только потом переходили на Хойемару. Хойемару отводила ограниченное время на сдачу – типа должны работать быстрее, чуть ли не бегом. Они что, издеваются? Обстановка накалялась. Капитаны объяснили советским представителям – если эти будут дальше себя по-хамски вести, то сдачи не будет. Не поняли. Десять судов в течение двух суток к базе не подходили. Шум дошел до Москвы.
Стали работать по нашим правилам. В 1975 году японцы из минтая делали триста видов продукции. Например, крабовые палочки и конфеты-леденцы. В нашей стране минтай – непромысловая рыба, и вся шла на фарш для зверосовхозов. Это потом дошло до головотяпов – в минтае девяносто процентов мяса и практически нет костей. Что и привлекало японцев. Ледовая обстановка тяжелая, куда опустить трал и где его тянуть – проблема. Помогали плавбазы, транспорта – ходили, делали дороги. С рыбой проблем не было, ее не надо было искать. Стенка триста метров на несколько километров, тогда, казалось, неисчерпаемое Охотское море.
Когда еще лед не встал, я видел нечто. Даже сейчас я, капитан, директор, промысловый капитан-наставник, скажу – так могут только очень опытные, грамотные, с умелым и бесстрашным экипажем. Волнение шестьсемь баллов, высота волны пять-шесть метров, и РС, рыболовный сейнер. В нем нет и сорока метров. Ставит трал, тянет его и выбирает. Чтобы носом выйти на ветер, в волну опускает сто метров якорной цепи. Мне тогда казалось – это безумие, в такой пляске воды, ветра и смерти. Профессионализм побеждал, мелочей в работе нет. Тогда я очень многому научился и понял. По вечерам, если были свободны, играли в карты у стармеха, коротали время между тралами.
Тут приходим на посиделки, он такой довольный, аж рожа стала шире. И показывает на потолок. Смотрим – весь потолок в черных точках. Он говорит: «Я гвозди набил, теперь эти суки на цыпочках ходят, тихо, аккуратно». Бывали и дни отдыха – базы становились на перегруз, и тогда друзья швартовались друг с другом и устраивали посиделки и, как всегда, с ней, с беленькой. Мы состыковались с «Камчадалом», и наши посиделки затянулись до вечера. Разошлись, работа прежде всего. Капитан мне: «Обойди по судну, проверь, все ли в порядке». Моя вахта с полуночи до четырех утра, к спиртному я как-то не очень, так, однудве рюмки для компании, чтобы не быть белой вороной. Обхожу судно, по коридору тишина, все спят. Сходил в машину, потарахтел с механиком, пошел в кают-компанию кваса попить – бочонок классного кваса стоял в каюткомпании. Расслабуха полная, захожу, включаю свет и тут же на автомате выключаю и пячусь назад. Мама моя родная, в кают-компании лежит, спит и сопит бурый медведь. Не понял, глюки что ли, допились, да нет, не пил, не может быть, привиделось. Испарина по телу, приоткрыл чуть-чуть дверь – точно, сопит мишка. Потрогать рукой не решился, мало ли что. Я на мостик захожу задом, плотно закрываю дверь, не хлопая. Капитан насторожился: «Что случилось?». Я на него смотрю, можно сказать, дурным глазом: «Медведь в кают-компании спит». Что можно подумать в час ночи, глядя на меня? Капитан мне: «Ты подожди», – сам в каюту вышел и мне: «Стакан водки выпей – пройдет». «Геннадий Степанович, там действительно бурый медведь спит, а к водке, вы сами знаете, как я отношусь». Точно, я, рьяный комсомолец, перекрестился, не сказал только «век воли не видать». Капитан дважды тихим голосом объявил по судовой трансляции: «Всем сидеть в каютах, закрыться и не выходить до объявления». Мне: «Иди в коридор, чтобы никто не вышел – дураков много. Если что – в каюту, и сиди». Капитан связался с другом, и мы бежали навстречу друг к другу. Это их медведь – взяли малолеткой, так и живет.
Минтаевая экспедиция закончилась, и мы пошли на переоборудование. Следующая экспедиция сайровая, и я опять ухожу и хочу попасть к другому капитану. У меня получилось. Я ревизор (второй помощник) на рыболовном СРТМ «Парусное». Работали от науки и должны стоять четыре дня, но попутно мы привезли первую рыбу. Я ее увидел в первый день, но не подал вида. Она остановилась, как вкопанная, не веря своим глазам. Работы было много, девок еще больше. База сайровой экспедиции, остров Шикотан, там несколько перерабатывающих заводиков по изготовлению разных консервов. Сюда набирали работников со всего Советского Союза, почти сто процентов девушки, женщины и совсем немного парней. Рыба требует нежных женских рук. Мы называли остров Шикотан островом любви – полная сексуальная раскрепощенность. Вдаваться в подробности не буду, а то нарушу мантру о Советском Союзе секса нет.
Главная сайровая традиция – судно, поймавшее первую сайру и доставившее на остров, объявляется победителем, и всю путину сдает без очереди. В честь него устраивается праздник. Мы привезли первую сайру, и девочки устроили праздник со всеми вытекающими… Захожу в каюту капитана решить вопрос. Там – кильдым, пьяные, полураздетые, и там сидела Людка. «Выйди, дело есть». Она вышла. Затащил в каюту чифа (старпома), швырнул на койку, закурил. Смотрел на нее и молчал. Все такая же красивая, и маленькие грудки. «Зачем ты к старикам? Что, молодых нет?». «Я зашла по работе, а меня усадили». «Да, и рубаху расстегнули. Ножки не раздвигали? А почему перестала писать?». Она села, привела себя в порядок. «В том городе, куда отца перевели, встретила парня. К тому времени с тобой залетела. Ты был далеко, он – рядом. Он старше, спортсмен, автогонщик, выскочила за него. Он разбился, у меня выкидыш, болела долго. Все пошло кувырком, и вот я здесь, на краю света. А ты там был?». «Нет». «Пойдем, я тебе покажу».
Стоять три дня. Я сказал чифу, что приду завтра, и мы с ней ушли. На острове Шикотан действительно есть мыс Край Света, за ним – безмерные просторы Тихого океана. На краю тридцатиметрового обрыва лежал здоровенный плоский валун. Внизу, под ним океан разбивался об остров. Рокот океана, фейерверк брызг завораживали. Мы сидели и разговаривали, было тепло и темно. «А ты как?». «Я женился, малец растет, ее не люблю, вернее, терпеть не могу, но живу ради мальца. Уйду, наверное, бля… Гуляет, пока меня нет. Главное, открыто, все знают. За что, не пойму. Вытащил из детдома, выучил, денег зарабатываю дай боже. А она, сучка, ну да ладно, с этим покончу. А ты все та же…». Она встала на валун, скинула с себя все, развела руки в стороны. «Я бы как птица полетела ввысь или вниз». Я тоже разделся, встал позади нее. «Вниз не надо», – обнял ее, – «Какие у тебя великолепные груди». Мы занимались любовью до утра. Сюда мы приходили еще две ночи. Когда мы уходили из Крабозаводска, она меня провожала. Мы обменялись адресами. С тех пор я ее больше не видел, на письма не получал ответ. Никто из нас не выполнил детскую клятву, у всех судьба не сложилась…
От нечего делать делал картинки из пластика, наносил черную тушь и копировал картину – крупный лось борется с четырьмя волками. Снимал лишнее, и получалась неплохая картина, девочкам нравилась. Сделал доску остойчивости14
Доска остойчивости (непотопляемости) – является составной частью боевой документации и предназначается для графического обозначения повреждений корпуса, размеров и
метр на восемьдесят сантиметров. Вырезал на пластике, получилось здорово. Главное, от лени – каждый день надо переписывать два листа, нудное занятие, а так – написал цифры, на следующий день стер, нанес новые, и все дела. По приходу в Невельск на судне был начальник службы мореплавания с проверкой. Увидел доску – «Кто сделал?». Капитан: «Ревизор». Открутили, в конторе сняли копию, и на все пароходы внедрили бумажную версию, а нам вернули мой шедевр.
После сайры стою у конторы, курю, с ребятами треплемся, подошел ко мне старпом с другого судна: «Можно отойти?». Отошли. Он: «Иваныч, пойми правильно, хочу тебе сказать, твоя жена тебе изменяет. Трахается с кем попало, пока ты в море». «Спасибо, друг, я это знаю. Мне не с кем оставить сына, ты сам знаешь – самая дорогая проститутка – это жена. Я ищу выход из этого положения. Еще раз спасибо, я на тебя зла не имею». Он был не первый, кто меня предупреждал. Зашел в бухгалтерию, написал заявление – переводить Ираиде четверть моей зарплаты на содержание ребенка. Добровольный алиментщик. Невельск морской городок, очень много молодых парней и немного потрепанных мужчин. Мужья, рыбаки, в море, а… В мою бытность все приезжие пары – такие, как мы, а их большая часть прибывших – кто давно, кто-то сейчас. И жены у них такие же, как моя, только осторожней и умнее. Вот и думаю, как быть с сыном, не знаю, закон на ее стороне. Не такую я хотел иметь семью, не такую…