Записки странствующего энтузиаста
Шрифт:
– Какая разница? — говорю. — Значит, вообще никаких проблем. Он помолчал, а потом вздохнул и сказал:
– Кроме одной, — сказал он. — Она принадлежит тому, кто ее создал. Она стоит денег.
– А сколько стоят знания, — спрашиваю, — которые этот сукин сын получал якобы бесплатно?
Он опять помолчал, обдумывая.
– А что, если этот человек всю эту историю расскажет в Академии публично? — спросил он.
– Бедняга, — говорю. — Я же его уничтожу.
– Каким образом? — надменно поинтересовался он.
–
– Вы этого не сделаете…
– Потом он будет проходить по бесконечным коридорам, и вслед ему будут издавать этот звук… Пуки-пуки, знаете ли… Никто не удержится. Ни в одном законе это не запрещено. Ни один суд не примет жалобу. Да и в суде может все повториться.
– А если с вами проделают то же самое?
– Я первый приму в этом участие, — говорю. — Вы не понимаете — с художниками не ссорятся. Передайте это своему сукину сыну.
Он сказал:
– Ав-в-ва… И выбежал.
Ну, думаю, — началось. Моя жизнь состоит из приключений. Когда мать моего ребенка вернулась с прогулки, я рассказал ей о посещении и спросил:
– А ты, правда, биоробот? Она ответила:
– Как все мы.
Дорогой дядя, я попросил ее объясниться. В дальнейшем я передам тебе своими словами то, что я от нее узнал. Но это будет позднее.
– И этот сукин сын смеет утверждать, что может создавать биороботов со свободным поведением? — сказала мать моего ребенка. — Для этого ему нужно создать рибосому.
– Кишка тонка, — согласился я. — Если я верно понял, для этого нужна Предыдущая Вселенная.
– Ты верно понял. Теперь ты понимаешь, почему он сказал — ав-в-ва?
– Нет.
– Потому что этот сукин сын — он сам. Это во-первых.
– Это я понял. А во-вторых? — спрашиваю.
– А во-вторых, это муж Кристаловны.
– Вот это номер.
Богатство — идея идиотская, но понятная. Но биороботы? Зачем? Идея тоже идиотская, но еще и непонятная.
– А ведь это ты болван, а не он, — сказала мне мать моего ребенка. — Даже сказочный Люцифер жаждет, чтобы ему лизали задницу, а уж Ферфлюхтешвайн-то или муж Кристаловны… А какое же поклонение от электробритвы или пылесоса? Человек не может жить среди кнопок.
– Или среди зомби, — говорю.
– Это кто?
– Полудурки. О них тоже кое-кто мечтает.
Если этот ученый жулик, научившись делать золото, понял все же, что поклоняются за что-то другое и кто-то другой, и решил сотворить биоробота, то он начал не с того конца. Ему нельзя было сотворять женщину.
– А почему ты ему не поклонялась? — спросил я мать своего ребенка.
– Потому что, — сказала она. Помолчали.
– Знаешь, — сказала мать моего ребенка, — позвони куда-нибудь… Ведь ты имеешь право на четверть золотых плит в стенах дома Кристаловны.
– Да пошли они… — сказал я. —
– А если нет? — сказала она. — У тебя будет сын.
– Золото ему не нужно, — говорю. — Где золото, там товар, товарно-денежные отношения.
– Я согласна продуктами, — сказала она.
– Ах, если б ты стала миллиардершей, — говорю, — то какой дворец ты бы заказала построить, душа моя?
– Я? — задумчиво сказала мать моего ребенка, бессмертная обезьяна. — Я бы заказала, чтоб горная бурная река проходила у меня прямо через кухню, и тогда можно форель ловить сковородкой. Это не я придумала, но мне нравится.
Я запечатлел на ее лилейных плечах легкий, как зефир, этот, как его… безенчик, кажется, а может, не безенчик, я забыл, и тогда прозрачная слеза выкатилась из ее очей, прокатилась по ланитам и упала на эти, как их, на перси.
– Жена моя, — сказал я, — пора уже. Как мы назовем нашего сына?
– Как-нибудь, — сказала она.
– В старом предисловии к Гейне я прочел мнение, что «Для нас любовь Гарри к Амелии важна только как крючок, на который влюбленный поэт вешает свои сердечные впечатления».
– Ты тоже на меня всех собак вешаешь, — сказала она. — Поверил, что я биоробот.
– Я? — сказал я. — Никогда! Приходи завтра в семь утра к Авдохину пруду.
– А это из Тургенева, — сказала она. — Он такие фразы сеял там и сям. А свое что-нибудь? От этого посещения снаружи было темным-темно, внутри — тоже не сахар. Но Рабле советовал — лучший способ стать богом — жениться на богине.
– Красота спасет мир, — сказала мать моего ребенка. — Ты знаешь, что значит по-испански «пресентале эль пасапорте»?
– Нет, — говорю.
– «Предъявите паспорт». А как звучит?!
Дорогой дядя!
Возлюбленная моя бойко полнела, и стало ясно, что мы вовремя продали парло-мурловую шубу, которую все равно нельзя было бы на ней застегнуть без вреда для моего будущего ребенка, который, проходя все стадии эволюции, стремительно и опрометчиво дорастал до способности к сознанию, с которым ему в материнской утробе было делать решительно нечего. Ф-фух!.. Пойдем дальше.
Мать моего ребенка много и легко ходила, отогреваясь в магазинах. В отличие от меня, которого корчило от страха при мысли о том, что и «растет ребенок там не по дням, а по часам» и что однажды… В общем, самая страшная строчка в «Царе Салтане» для меня с детства была — «выбил дно и вышел вон». Я уже тогда знал — что он увидит снаружи.
В этом месте я всегда плакал. Теперь о том, что он увидит, я знаю еще больше. Но и в утробе была теснотища.
И вот, в одну из ночей, когда я старался себе представить, каково ему там, я вдруг вспомнил, почему только у человека образовалось сознание.