Записки юриста налоговой инспекции

Сидоров Алексей

Сверив доводы налогового органа и налогоплательщика с положениями действовавшего в то время Закона «О плате за землю», убедился в соответствии мнений обеих сторон нормам этого нормативно-правового акта.

Ситуация, которая сложилась после распада СССР в стране в начале 1990-х с землями сельскохозяйственного назначения, оставляла желать лучшего. Жители сельской местности «получили» наконец-то обещанную им землю – земли, которые на тот момент обрабатывались тогдашними колхозами-совхозами, были поделены на паи и розданы селянам, о чем каждый из них получал соответствующее свидетельство. В нашем случае размер каждого пая составлял 5,3 га. Довольно неплохая площадь земельных угодий. Но в натуре земля выделена не была, жители

не просили это делать, поскольку, во-первых, они не знали об этом, а во-вторых, что бы селяне стали с ней делать, каким образом они смогли бы этой землей в те годы распорядиться? В единичных же случаях, когда кто-то просил выделить пай в натуре, к выделу предлагалась земля в самом дальнем краю – за 8-10 километров от места жительства, куда и дорог не было, и добраться можно было только при помощи трактора (современные джипы-внедорожники в те времена в наших краях появлялись в единичных случаях).

Но генеральный директор не стал долго думать – он предложил людям продать свои паи «колхозу», трансформировавшемуся к тому времени в акционерное общество «Заря». Стоимость пая в тогдашних ценах составляла три с половиной тысячи рублей. И это за пять с лишним гектаров земли! С каждым, кто решил получить хоть какую-то денежную сумму, заключался договор и в обмен на деньги держатель пая сдавал свое свидетельство.

А людям пожилым, которые в колхозе свое уже отработали и к моменту создания акционерного общества находились на заслуженном отдыхе, и вовсе было предложено обменять паи на акции, что давало им право в дальнейшем на получение прибыли. Обменивался пай на 24 акции номинальной стоимостью 25 рублей каждая. То есть 5,3 га земли стоили ни много ни мало целых 600 (!) рублей.

Свидетельства, полученные таким образом от людей, естественно, нигде впоследствии не «всплывали», земли ни на кого не перерегистрировались. Договоры купли-продажи и мены также хранились по месту нахождения главного офиса акционерного общества. Таким образом, земли по-прежнему числились в собственности жителей-селян, хотя на самом деле принадлежали иным «хозяевам», которые с легкостью умудрились под залог этих земель получить огромные кредиты в банках. Земля была заложена несколько раз разным кредиторам, несмотря на то, что фактически не была оформлена как собственность акционерного общества.

Все это мне было известно еще до службы в налоговых органах и теперь необходимо было добиться хоть какого-нибудь результата. Сельское хозяйство, безусловно, всегда нуждалось и продолжает нуждаться в поддержке извне, но еще больше на тот момент в ней нуждались наши старики-ветераны, за которых мне тогда было действительно обидно. Плюс ко всему спустя пару-тройку лет акционерное общество начало скупать акции под предлогом того, что в скором времени «колхоз обанкротится», если не получит необходимых инвестиций. Их предлагал некий «богатый дядька из Москвы», который взамен просил контрольный пакет акций хозяйства.

Акции скупались по номинальной цене и ветераны труда, получив в 2003 году на руки по 600 рублей, остались без земли, без акций и без обещанной прибыли.

Непорядочность в действиях главы хозяйства, конечно, имелась. Тем более в сравнении с другими соседствующими хозяйствами, главы которых вели себя более порядочно по отношению к своим работникам – земельные паи у них не отбирались, а если и продавались или сдавались в аренду, то земельный налог платили бывшие колхозы-совхозы, не увиливая от несения данных расходов.

Суд начался, как и следовало ожидать, с наступления генерального директора, лично наряду с юристом решившего участвовать в деле. В ходе своего выступления он довольно активно двигался по залу суда, наполняя помещение своей громогласной речью и потоками энергии, которые распространялись во всех направлениях.

Под видом ответов, полученных от областного управления сельского

хозяйства на запросы предприятия, на стол судье один за другим клались ответы-консультации из информационно-правового ресурса «Консультант плюс», которые были и мной распечатаны при подготовке к судебному заседанию. Только лежащие у меня на столе бумаги были без соответствующих подписей и печатей должностных лиц. Текст же был полностью идентичен.

«Ответы» касались вопросов освобождения от уплаты налога арендаторов земель сельхозназначения, а также договоров доверительного имущества, регистрация которых нигде не требуется и освобождения земельных угодий, находящихся в доверительном управлении, от налоговых платежей. Правда, самих договоров представлено не было, но главное – «ответы» специалистов областного управления. Кто ж, как не они, лучше других знают все тонкости подобных вещей, основное рабочее время проводя в кабинетах (за исключением своего непосредственного начальника, успевавшего побывать на полях как передовых, так и порой очень мелких сельскохозяйственных предприятий). Так продолжалось около получаса, пока, наконец, суд не задал первый вопрос:

– Чем Вы можете подтвердить факт аренды земель у населения?

– У нас имеется договор аренды с владельцами.

– Представить можете?

– Сегодня, к сожалению, не захватили с собой. Но в следующее заседание обязательно принесем.

– И копию для суда, пожалуйста, изготовьте.

– Хорошо.

Так закончилось первое заседание по первому для меня делу об обжаловании результатов выездной налоговой проверки.

В ходе заседания мне иногда очень хотелось что-то возразить, обратить внимание на некоторые нестыковки. Но я решил, что первое заседание лучше просто послушаю. Этой тактики я стал придерживаться и в дальнейших делах по обжалованию налогоплательщиками результатов выездных проверок. В первых, предварительных, заседаниях (а если предварительное заседание сводилось лишь к представлению документов и длилось не более 5-10 минут, то в первом более-менее продолжительном заседании) я предпочитал слушать доводы налогоплательщиков, чтобы в дальнейшем их анализировать и, сопоставляя с имеющимися со своей стороны доказательствами, искать контраргументы, позволяющие их опровергнуть.

Чем я мог ответить на факт наличия договора аренды? Пока ничем. Но надо было что-то придумывать.

У Ольги Ивановны я поинтересовался правилами представления доказательств в подобных делах, предварительно подробно изложив ей результаты первого заседания.

– Закон дает право представлять нам доказательства в ходе всего процесса.

– Какие?

– А какие хочешь! – усмехнулась Ольга Ивановна.

На тот момент налоговое законодательство не было настолько строгим по отношению к надзорным органам, как сейчас. Документы, которые удалось раздобыть на стадии рассмотрения дела в суде, могли представляться обеими сторонами. В налоговое законодательство еще не были внесены изменения, касавшиеся порядка сбора и исследования доказательств в ходе налоговых проверок, о которых упоминалось ранее, поэтому можно было рассчитывать на лояльность суда в данном вопросе. Было время над чем поразмыслить и представить в суд какие-нибудь дополнительные документы.

– Ясно.

– Чего тебе ясно? Придумал что-нибудь?

– Пока не знаю. Но попробую.

– Смотри, поаккуратней.

– Угу, – кивнул я.

На второе заседание договор аренды действительно был принесен в суд.

– Почему договор не был представлен во время налоговой проверки? – задала вопрос судья.

– А потому что не запрашивался, – тут же, не думая ни секунды, ответил генеральный директор.

– У Вас запрашивались документы по вопросам использования земель, наличия земель в собственности предприятия, а также вся отчетность, касающаяся этих земель, – последовала моя первая реплика за время процесса.