Записные книжки. Воспоминания. Эссе
Шрифт:
— Разделим труд пополам. Слышите, как мы на вас работаем? П. В.: — Арсений, ведь я уже говорила, это ваша передача.
— Нет, ваша.
— Что за передача?
— «Балтийцы в боях» — литературно-вокально-музыкальная. Должен сказать, что я вздохнул с большим облегчением, выходя из студии.
— Исходя из того, что все хорошо, что кончается?
— Вот именно. Имейте в виду, пока что имеется в плане двадцать передач.
— Десять передач.
— Какие же передачи?
— Например: «Я не хотел бы быть на вашем месте...»
— Это как — из нормы повешенного или полузадушенного? (Борин долго хохочет.)
— Как же мы договоримся?
— Утречком у нас так жизнь складывается. В десять репетиция Ходзы, потом опять репетиция Ходзы. В двенадцать у меня репетиция с Петровым. Потом с Зонне.
— В двенадцать — я как из пушки.
— Я сейчас сосчитаю. Я с первого числа двадцать одно письмо написала.
— Зачем же так много?
— Нужно. Десять писем хотелось написать. А остальные все нужно.
Борин: — С копиркой надо. Жива-здорова. Будьте здоровы. Целую.
— Ну жива-здорова — этим они не интересуются.
— Чем же они интересуются? Зачем же им писать, если они даже этими элементарными вопросами не интересуются? (Входит секретарша.)
— Вы как прошли? Пропускают?
— Не очень-то. В Союзе сейчас было весело из окон смотреть.
— Что — в Союзе?..
— Нет, по ту сторону попадало.
— В воду?
— В воду и не в воду. Я вот сегодня на Кировском мосту была, когда там случилось...
— Что такое?
— Милиционера убило. И вообще каша. Я не видела. Я сразу ушла. А Теребилова и Валя — они в это время в трамвае ехали с другой стороны. Они все видели.
Борин (к девушке из грамзаписи): — Нам для тематической передачи нужен древний кавалерийский марш. Понимаете, чтобы так от него и веяло древностью. Трам-там-та-та-там...
Секретарша (Покровскому): — Нет, это у вас не пойдет.
— Почему?
— У вас же все передачи похоронные. Как ваша передача, так похороны.
— Я мечтаю о веселой передаче.
— До веселия ли...
— Какой может быть смех во время войны... Борин: — В крайнем случае, я согласен даже и на это. Как она называется?
— «Кавалерийская рысь». Обработка Чернецкого.
—
— Опять похоронный.
— Отчего — на рысях. Марш гвардии гусарского полка.
— Дурацкий марш. Хотя они императорские, но они дохлые какие-то.
— Это что?
— Марш с фанфарами.
— Вот старина.
— Это приемлемо.
— Ничего. Я тоже считаю. Марш с фанфарами называется.
— Самойлов совсем не подходит.
— Не подходит бас. Я, например, думал — П. Но не подходит бас.
— Не подходит. А тут нужен исполнитель, который дифференцировал бы.
— Единственный человек, который подходит...
— Я знаю — С. Я думал. Надо решить — может ли женщина читать.
— Нет, тут хотелось бы отношение автора. У автора более мужское отношение.
— Значит, женщина исключается.
(Все это деловой разговор с оттенком удовлетворения, которое испытывают люди от сознания своей профессиональной искушенности.)
Начальник отдела: — Вы знаете. Я вот грешный человек, но я предпочел бы, несмотря на все, — бас. Курзнер. Сколько бы баритон ни пел, бабушки из этого получиться не может.
Новый (вместо снятого) начальник отдела — хочет испытывать превосходство не только по положению, но и интеллектуальное. Среди театрально-цехового педантизма он сохраняет свободу и трезвость суждений, сочетающуюся со словоупотреблением слегка ироническим («грешный человек», «баритон» и «бабушка»).
Миронов: — Он для этого немного бесчувственный. Прочтет, может быть. Будет прилично. Но уж нечасто актеру такой материал попадается. Мне кажется все-таки, что такую лирику Самойлов мог бы донести.
(Профессиональный разговор продолжается.)
— Лирику он, может быть, и донесет. Черт! А вот этот быт дворянский...
(Немотивированное восклицание «черт!» должно несколько расшатать профессиональную педантичность разговора.)
— Он, как бы сказать, недостаточно интеллигентен.
— А по мирному времени — кого бы вы мыслили?..
— Тут культура нужна большая. Из городского театра — кто бы мог?
Таня (по телефону): — Да, жажду ваш голос... Значит, записываем вас. Ваше — вчерашнее. Второе. Я говорю о втором. Записываю. А состав какой был — все?
Недостаточно интеллигентен — это наивное понимание слова «интеллигентен» и наивное утверждение собственной интеллигентности. Приятно высказывать такие суждения; особенно когда от них отчасти зависит, получит человек роль или не получит.