Записные книжки. Воспоминания. Эссе

Гинзбург Лидия Яковлевна

Ст. редактор: — У вас та композиция не вышла. Где другая?

Редактор: — По-моему, именно та композиция, которая была. У нас есть ведущий.

Ст. редактор: — Вы довольны, так не будем терять времени. Дело обстоит ясно. Вы все записали.,. Вы автору этого не дали. Вы абсолютно беззаботны. Вы говорите слова, которые ни мне, ни К. ничего не говорят. Ведущий — кто ведущий, где ведущий?

Редактор: — Позвольте, вы кончили говорить?..

Ст. редактор: — Нет,

не кончил. Абсолютное доказательство вашей безответственности — это то, что здесь получилось. Надо было это сделать вместе со мной, с К., надо было это сделать одному — как угодно. Но чтобы была композиция. Ведущий — это ерунда, это может быть, может не быть. Какова тема этой встречи? Что, вы серьезно думаете, что можно объявить здорово живешь — мы сегодня решили говорить о воспитании характера. Это не план, это перечисление того, что передается. А план — это замысел.

Редактор: — Вам не ясна передача?

Ст. редактор: — Нет.

Редактор: — Не знаю, мне ясно...

Ст. редактор: — Я вам сказал, если вам ясно, то сделайте ее. Мне — неясно. Мне непонятно, как тема этой передачи развивается. Мне нужно понять, увидеть, как эта тема будет рассказана, как она растет, как она развивается. Во-вторых, — какова форма. Вам была предложена и с вами была согласована четкая и ясная форма. Этой формы нет. Какая была композиция — ответьте на мой вопрос.

— Все, что мы записали с вами...

— У вас все записано с моих слов? Композиция? Посмотрим, что у вас записано... Была или не была композиция роли ведущего? Была или не была композиция разговора у костра, после которого пробираются раненые... Была или не была? Покажите, что у вас записано.

Автор: — Почему в одном случае сам Орлов, в другом — другой ведущий? Мы сейчас в положении, когда надо спасать положение вещей аварийно. Мне кажется, композиция — это все-таки наиболее легкая вещь, если годится ее материал. Так что мне бы как раз хотелось знать — насколько здесь ясен образ и какие здесь будут замечания. Ясен ли он, или нужно еще кое-что дополнить. А композиция — тоже важно, но композицию можно осилить. А как насчет стихов?

— Хорошо, вы кончили? Вы кончайте, потому что тогда я буду говорить. Это чтецы, все это чтецы. Так мы с вами условились. Это будет показано Гольдину. Я уверен, что он ее одобрит. Здесь идет от старого производственника. Здесь композиция, цель — есть, тема здесь есть. И мы об этом самом деле говорили. В чем заключается дело — в том, что мы показываем, как изменился характер молодежи. Мы показываем, как они сами стали воспитателями. Как они стали настоящими людьми. Показываем самого молодого, мальчишку, который доказывает, что комсомольцы, молодежь сама может стать воспитателями. Мальчишка воспитывает старуху — разительный пример. Это дается на разных людях, на разных примерах, на разных районах города...

В другом углу рабочей комнаты между двумя штатными редакторами тянется разговор — вялая смесь всех начал — женского, служебного, блокадного.

Одна из собеседниц — П. В., ламентирующая красавица. Всегда была такой, в лучшие времена: скучающей, чем-то заранее обиженной.

Вторая

собеседница Н. Р. — энергичная женщина с надрывом. Биография пестрая. Когда-то работала и на заводе. Все умеет. Этим гордится, но гордится и надрывом.

П. В. ведет фиктивный служебный разговор, то есть с фиктивной коммуникацией. Истинное его назначение — заполнить время, отвлечься от тоски. Есть здесь и подводная тема: хотя ее и считают мало пригодной к работе, но она все же занимается работой и имеет суждение о материале. Свое дело все-таки понимаю, но, в сущности, наплевать — такова автоконцепция.

— Нина, как вы думаете, какой повтор сделать? Н. А. говорит, что нужно повтор. Есть «Васька с Ужовки», но «Васька» маленький.

— На какой день повтор?

— На вторник. Или, может быть, взять эту маму.

— Об чем там разговор?

— Там разговор о том, что командир один, у него была мама.

Если пустить ее с этой пластинкой. Только стоит ли с пластинкой,

она пошловатая. Ларина рассказ лучше. Только там отступают они.

те И тогда-то я правила. Скользко это... До чего водку хочется пить,

Нина, если бы вы знали. Вчера я пришла к Ольге они до меня вылакали целый литр. Так было обидно. Я пришла как раз после.

— А ваша где?

— С мамой выпили давно. Так, без особого смысла. С чаем.

У меня было плохое настроение. Тогда как раз были мои трагические дни.

— У меня стоит целая бутылка моя, и мне пить не хочется.

— Потому что вы ее собираетесь продавать, потому вам и не хочется. Жизнь очень противная, однообразная. Особенно когда

вам говорят, что нужно ждать со дня на день...

— Об этом столько говорят...

С водкой в разговор входит действительно интересная тема —

собственного душевного состояния. Собеседница дважды перебивает рассказ об этом практическим блокадным вопросом «а ваша где?»

(проблема распределения еды), попыткой рассказать о своем отношении к водке. Но П. В. настойчиво все возвращает в высший план автопсихологических признаний.

Ее зовут к телефону.

— Здравствуйте, Вера. Как живете?

Ничего, настроение у меня эти дни ужасное. Просто исключительно плохое.

Спасибо, Верочка, спасибо, но в таком настроении лучше уж никуда не ходить.

Нет, что же я буду на вас наводить...

Спасибо, как-нибудь...

Возобновляется разговор с Н. Р.

— Эта женщина от Колесникова, так что не ждите ничего хорошего.