Записные книжки
Шрифт:
Иногда я вспоминаю эти пять минут, которые, наверно, были лучшими во всей моей дурацкой жизни. И как бы я хотел пережить их хотя бы еще один раз.
* * *
При всей былой ясности моего происхождения, оно вдруг оказалось туманным.
Если подходить строго, то мои персональные данные должны были бы выглядеть следующим образом: Кошелев Андрей Валерьевич. А, возможно, и не Андрей. Кошелев - настоящая фамилия моего отца и моего деда, который был красным командиром, погиб в результате какой-то провокации в районе 1932-1933 гг под Киевом. Был похоронен с почестями и воинским салютом. А потом началось непонятное. Его жене, моей бабушке, друзья ее мужа помогли исчезнуть, ведь начались сталинские репрессии. И она с малолетним сыном из Киева уехала во Владивосток, там срочно вышла замуж и поменяла своему сыну не только фамилию, но и имя с отчеством.
Я рос без отца, он оставил нас с матерью, когда мне было 9 месяцев. Я надолго сохранил на него обиду, а когда все же решил его разыскать, то оказалось, что он уже умер. А у меня есть брат - тоже Подымалов Андрей Валентинович.
* * *
В 1994 году я был в служебной командировке в Германии. Причем, это был единственный случай, когда я побывал за границей. Вот у нас уже только ленивые не побывали в Китае. А я там - не был, и не тянет.
Ладно, о Германии. И вот там, как-то раз, прогуливаясь по вечернему Мюнхену вместе со своей группой, я подошел к какому-то старинному зданию и положил ладони на его стену. Меня словно пронзило током, я остро почувствовал, что я уже здесь был раньше, что это всё для меня родное. То же самое было и в Берлине, особенно когда я проходил мимо старых дворов. А у памятника матери, оплакивающей своего убитого сына, я, вообще, с трудом выстоял - настолько сильно было ощущение, что во всех этих бедах виноват я лично. И меня так и тянуло встать на колени.
А потом было короткое, на несколько секунд, видение, как я прохожу по коридорам Рейхсканцелярии мимо часовых-эсэсовцев.
А в последний день пребывания в Германии у меня родилось такое стихотворение:
"Я был здесь когда-то,
Хоть очень давно.
Весёлым солдатом
Я пил здесь вино.
Безумным ефрейтором
Пиво здесь пил,
И в мире оставил
Курганы могил.
Вернулся к тебе я,
Родная страна,
Тебе ж моя клятва
Уже не нужна.
И пусть я не нужен,
Но каюсь в грехах.
Вновь кружки пивные
Бренчат на столах.
И все здесь другие -
Я ж древен, как мир.
Когда-то, Бавария,
Был твой кумир -
Безумный ефрейтор,
Надежда твоя,
И пиво стекало
Чрез кружки края.
Клялись мы возвысить
Над миром тебя,
На жизни чужие
Себя возведя.
Ты помнишь, Бавария,
Помнишь меня?
Пожар мы раздули
Средь белого дня.
Ты помнишь, Бавария,
Я же хотел
Возвысить Германии
Смертный удел.
Прости меня, если
Ты сможешь простить...
Как тяжко мне снова
Пытаться здесь жить..."
Я тогда не купился и не повелся на эти "откровения", как и на множество других, бывших после. Потому что я знал, что это - не я. А теперь этому и название есть - "персонифицированные поля".
* * *
Всех отъявленных отморозков и ненадежный контингент уже нужно "подчищать", не дожидаясь "точки перехода". Иначе потом будет поздно. Примеров разгула преступности, во время даже малых катаклизмов, предостаточно и из прошлой истории, и сейчас, взять хотя бы Новый Орлеан.
Тюрьмы тоже надо подчищать. Но туда нежелательно запускать для этого "спецов" или правозащитников. Первые обучены лишь бить и убивать. Вторые - абсолютные не реалисты. Многие из них запели бы по-другому, если бы их детей, либо их самих изнасиловали в лифте или подъезде.
И, вообще, необходимо восстановление смертной казни. Для изуверов - невзирая на психическое состояние здоровья. Вот чего было делать на свободе, например, Джумагалиеву? Он до задержания изнасиловал и убил 36 женщин. Был признан невменяемым, посидел в психушке, "вылечился", вышел - и убил еще 25 человек. Может, наших психиатров надо сначала вылечить?
Ошибки дознания, следствия, суда? Тогда надо установить жесткую зависимость между совершением этой самой ошибки и тем, кто ее допустил. За компетентность - хорошо платят, за некомпетентность - расстреливают.
В обществе мораль извратили, провозгласив первоначальную ценность человеческой жизни. Чьей жизни - насильников, садистов, педофилов, извращенцев? Значит, их жизнь ценнее жизни ни в чем не повинного человека? Их надо карать беспощадно. Без учета всяких смягчающих обстоятельств. В отдельных случаях - "суды Линча". Пусть сволочь знает, что его могут разорвать на куски прямо на улице.
Раньше хоть педофилы и насильники часто не доживали до суда, их вешали прямо в следственных изоляторах. А что сейчас? Специально выяснял у матерых зэков: не осталось даже их хваленых "воровских законов" - всё продается и покупается.
Сидит сейчас куча тех, кого даже сами охранники боятся. На них пробы ставить негде. Так ведь нет же, сидят, кто-то молится, кто-то, кажется, раскаялся, кто-то не скрывает того, что если выйдет, будет делать еще хлеще, типа "Мытищинского маньяка". Огромный штат по содержанию и охране, огромные расходы на это самое содержание. Во имя чего? Псевдогуманности? Ну, и где она будет, эта "гуманность", если все они вдруг вырвутся на свободу? "Холодное лето 53-го" покажется легким развлечением.
* * *
"О, дайте, дайте свободу, я свой позор сумею искупить" - да откуда же человек может знать, где его ждет самый великий позор? Как часто позор и слава меняются местами, становясь то "славным позором", то "позорной славой".
Агасфер, Вечный Жид, навлек на себя библейский позор, оттолкнув Христа. Но, кто о нем, вообще, знал бы, если бы он этого не сделал?
Дорога в ад вымощена не только "благими помыслами", ибо в "ад" ведут все дороги, если и не физический, то духовный. Даже, какой бы добрый поступок ты ни сделал, ты всегда будешь знать, что мог бы сделать лучше.
* * *
Все более и более я убеждаюсь, что "решение" находится здесь, но - не уровне ИС или КР (Клеточный Разум), а на боковых ветвях, на уровнях ДС (Декоративное Сознание) и КС (Кукольное Сознание). Но ЛС и ГС боятся этого, боятся узнать это "решение", потому что опасаются, что за ним может скрываться их собственная никчемность, которая может оказаться ничем не лучше и не выше тех, кого они считают ничтожествами.
И только ТО будет поистине Великим, которое не побоится своего отражения в зеркале.