Запорожская вольница

Супруненко Владимир

Белогорье

…Пучки сухих трав, торчащие из песка, были похожи на казацкие чуприны. Они трепетали на ветру, отпугивая малых птах. Те торопливо пробегали по песчаным откосам, оставляя узкие цепочки следов. Внизу темнел Днепр – весенний, холодный, молчаливый. Вода удивительно чистая и спокойная. В ней мудрость и сила, но и печаль. Река легко рвет камни, а уж песок…

После острова Хортица – это первая наша остановка. У «знаменитой в истории запорожских казаков» Лысой горы слава давняя. Я спросил у дедка на окраине села про дорогу к этой достопримечательной днепровской вершине. «Так вы ж, хлопцы, на горе и находитесь», – пожал плечами старожил. Я удивился, но тут же понял, что вершина дала название и всей местности, и селу.

В недалеком прошлом Лысая гора тянулась вдоль берега почти на два километра. Путешественники даже называли эту примечательную местность Белогорьем, а непосредственно саму гору – Белой (от горы и название соседнего села Беленькое).

Издавна путешественников привлекали

песчаные холмы, что возвышались над плавневыми островами. «Эти бугры такие высокие и крутые, – вспоминали днепровские старожилы, – что не каждый и взойдет на них; а ямы глубокие, заросли березой, кустарником да хмелем так, что и дна не видно. Странно: там живет зверь разный и плодятся змеи и душегубы». Их по-разному называли – и буграми, и кучугурами, и могилами, однако чаще всего – горами. На степной плоскости любой холм – уже вершина, любой бугор – уже высотка, любая возвышенность – уже гора. Издревле степь не могла смириться с этими горными выскочками, что возвышались над травами и шляхами (дорогами. – Примеч. ред.). Злые степные ветры стесывали со склонов любые ростки, в мгновение ока оголяли вершины, являя их никчемную суть. Так вот наши горы и стали «лысыми». Самой же высокой и приметной вершиной была Лысая гора на правом берегу Днепра. Вершина ее как бы парила над Великим Лугом. «Лысую гору далеко видно и со степи, и с плавней. Веселое место! Глянешь оттуда – как на ладони все: и Днепр, и плавни, и слобода! На этой горе везде песчаные кучи да ямы, будто крепость какая!» – рассказывали старики. Крайние хаты Лысогорки сегодня находятся почти вровень с ее вершиной – ветры и люди сделали свое дело. Взобраться на нее не составляет труда. Восхождение на песчаный холм – не более чем пляжная прогулка. Однако вид с вершины по-прежнему впечатляет. Все плавневые островки и урочища как на ладони…

Проявилась ли в этом какая-то закономерность или дорожная судьба так распорядилась, однако лысогорская стезя все время заставляла сворачивать с асфальтового большака. Лысая гора обнаружилась на северной окраине Никополя, где когда-то находилось село Новопавловка. Мы не поленились, сьездили туда. Довольно живописный берег. Есть и уютные пляжики, и тенистые полянки, и таинственные овражки. Песка, правда, здесь маловато. В основном – глина. На эту гору обратил внимание еще наблюдательный Эрих Лассота. «Прошли мимо Лысой горы на левой, русской, стороне и Толстые Пески, большие песчаные холмы на татарском берегу», – писал он в своем путевом дневнике. Из исторических документов 1767 года известно, что здесь когда-то стоял запорожский сторожевой пост, находилось казацкое кладбище.

Лысые горы оказались каким-то образом привязаны к Запорожским Сечам… Неподалеку от Каменской Сечи находится еще одна Лысая гора. Трудно сказать, как она выглядела в прошлом. Сегодня это просто бугор над Днепром. В селение Крынки на берегу Конки, которая протекает параллельно Днепру ниже Каховки, мне рассказали о Лысой Могиле в Алешковских песках. Место это засажено соснами. Однако могила по-прежнему остается лысой.

Пушина

…Сначала я увидел огромного полоза, который грелся на солнце. Учуяв меня, змея тихо соскользнула в сухую траву. Я последовал за ней и заметил глинистую щель. Чуть ниже ее круто вниз спадали ступеньки. По ним мы и спустились на дно оврага. Это было мрачное глинистое ущелье. Вверху голубело небо. Тут же внизу было сумрачно и сыро. Из глинистых круч торчали обрывки корней. Где-то здесь, по словам дачника, что указал нам тропку к роднику, до сих пор видна кость какого-то допотопного животного. Так я очутился в балке Пушинной (местность вокруг нее называют просто Пушиной). За Пушиной – Червоные заборы (заторы), село Червоноднепровка и следующая балка Червоная. Название, скорее всего, от цвета глины. Однако народ по-своему трактует этот топоним. Рыбак Василь Веремеенко из Червоноднепровки выдал, например, такую версию: «Забрел сюда казак, которого запорожцы за какую-то провину выгнали с Хортицы. Видит – в балке татарва окошилася. Тогда он вернулся к сечевикам и рассказал про бусурманское логово. Пришли казаки и всех перебили. Порубали наголо. Кровь рекой лилась. Всю балку залила, в Днепре камни почервонели. Так вот тут все на червоный манер и прозвали. Може, все и не так было, но как нам деды рассказывали, так и я вам докладаю».

Тарасово гульбище

«В 1740 году здесь поселился отставной войсковой запорожский старшина, – какой-то Тарас, завел огромный зимовник и со своими хлопцами, со своей челядью и наймитами, занимался скотоводством и хлебопашеством, жил долго и умер, оставляя имя свое, на память зимовнику и этой местности» – так в одной старинной книге написано о нынешнем селе Высшетарасовка (это уже соседняя с Запорожской Днепропетровская область). Мы не могли миновать его по многим причинам. Наш маршрут пролегал по бывшим Сечам. Возле них мы также искали следы прототипов литературных героев. Гоголевский Тарас Бульба – фигура колоритная, знаковая, это сила и дух казачества, его вдохновенный образ. Среди запорожских старшин немало было Тарасов (вспомним того же Тараса Трясилу). А были ли Бульбы? В селе Высшетарасовке Бульб, увы, не оказалось, зато рядом нам показали так называемое Тарасово Гульбище, где, по-преданию, полковник Тарас и другие старшины после походов устраивали

пиры. От балки Червоной до Высшетарасовки вдоль берега тянутся так называемые Заломы – глинистые обрывчики, яры, провалы, расщелины. «Место очень грандиозное, очень живописное и очень удобное для тех, кто желал бы скрыться в нем от кого-нибудь», – писал об этой характерной местности один исследователь. Рассказывают, что до самого села здесь когда-то под землей тянулся тайный казацкий ход – пролаз. Километрах в четырех от Высшетарасовки посреди Заломов и находилась идеально ровная высокая площадка, которую в народе издревле называли Тарасовым Гульбищем. Когда-то здесь стоял огромный каменный стол с такими же лавками вокруг. Рядом устроен был винный погреб, который запирался железными дверями. Здесь казаки «пили, ели, прохлаждались и с огромной высоты горного отрога любовались широким и далеким Днепром». От Гульбища сегодня почти ничего не осталось – все смыли воды Каховки. Однако высшетарасовцы по-прежнему любят проводить здесь праздники. Особенно много людей собиралось на Пасху. Приезжали даже с окрестных сел. Кстати, по свидетельству Яворницкого, текст знаменитого письма турецкому султану был найден им именно в Высшетарасовке.

Хата казака Несвата

Эта хибарка стоит в селе Ильинка в огороде учительницы Лидии Ивановны Дубачинской. Живет она на Хуторе. Так называется один из многочисленных кутков (кут – угол. – Примеч. ред.) села. Раньше оно именовалось Грушевкой. Именно здесь провел последние дни своей жизни знаменитый Сирко (легендарный кошевой атаман запорожцев, непобедимый воин и ведун-характерник. – Примеч. ред.). Тут на своей пасеке он и умер. Об этом свидетельствует памятный знак на краю села. Зимовник, в котором обитал прославленный казацкий ватаг, мог быть в точности похожим на эту чудом сохранившуюся старинную хату. Я всю ее облазил. Забрался даже на чердак. Обшарил все его закутки и нашел старый рогач (ухват. – Примеч. ред.), какие-то черепки, ржавый обломок ножа, сухие кукурузные початки… Внутри хаты на стене вдруг увидел выцветшую фотографию в грубой рамке.

– Это баба Онися Несватиха, – объяснила Лидия Ивановна. – Девяносто пять лет прожила она тут. Когда умирала, говорит: «Заплетите мне в косу красную стричку (строчку, ленту. – Примеч. ред.), бо я божа невестка (то есть незамужняя девушка. – Примеч. ред.)». Сильная была старушка, у них весь род такой. А хата эта принадлежала казаку Денису Несвату. У бабы даже грамота хранилась. Я ее сама, своими глазами видела, супруг мой может подтвердить – он тоже читал. Там написано: «Хутор этот подарен казаку Несвату…» Дальше не помню. А в конце подпись Богдана Хмельницкого…

– А где сейчас эта грамота?

– Баба в конце всех и вся боялась. Грамоту ту так уже кохала, так берегла. Куда сховала, никто и не знает… Давайте я вам лучше свои вирши (стихи. – Примеч. ред.) прочитаю…

Мы уезжали из Ильинки под вечер. Было тихо и тепло. Предзакатное солнце выкрасило белобокие хатки в розовый цвет. Груши еще не зацвели, но в них чувствовалась будущая щедрая сила – говорят, что груш здесь на деревьях больше, чем листьев. Это еще впереди, а пока ранняя апрельская пора – сквозь голые ветки просвечиваются хаты, огороды, пасеки, кладбищенские кресты, плавневые камыши, речушки и балки… Просвечивается прошлое?

Островитяне

– Давайте, хутчее, собирайтесь, я вам все казацкие места покажу.

Зинаиде Алексеевне Будимко уже за семьдесят, однако мы едва поспеваем за ней. Через огород поднялись на бугор и увидели возле дороги большой крест. Символично название села, где живет старушка. Называется оно просто Островом. Это своеобразная память о Великом Луге, в котором было 264 острова! Томаковский (его еще называли Буцьким, Днепровским) – один из самых больших. На нем и располагалась Томаковская Сечь. О ней знают почти в каждой «островной» хате. Не только знают и помнят, но и могут показать места казацких могил, окопов, валов, тайных ходов. От креста с нашей шустрой и веселой провожатой мы обошли всю островную землю. Возле сада старушка показала нам бугорки, под которыми покоился запорожский прах. Потом мы спустились к Городку. Так островитяне называют место, где находились казацкие укрепления.

– Вот здесь, где крайняя хата, как раз проходил вал, а на том месте, где сейчас стадион, – земля там, видите, вроде, как осела – были казацкие схованки (укрытия. – Примеч. ред.). Баба Тертишиха рассказывала, что сама видела в обрыве по-над водой дубовые двери. Открыла их, а оттуда как потягнет, как заревет… Не иначе, ход внутрь острова там был. Хлопцы малые, когда еще коммуна у нас тут была, люки находили. Открывали их и под землю спускались. Видели крюки, что из стен торчали. Может, к ним запорожцы чайки свои привязывали? Прямо с Днепра заплывали и прятали в горе. Разное люди рассказывают. Тут столько битв было, столько крови. Весной, во время паводка, вода, что с запада остров затопляла, аж иржавой становилась. Не иначе то кровь из земли вымывало…