Заповедными тропами
Шрифт:
А вот Цыган, по моим понятиям, был самой обыкновенной дворняжкой. Впрочем, эту породу собак как будто называют южнорусской овчаркой. Но уж поскольку данный вопрос для меня малоизвестен, я лучше опишу внешность собаки, предоставив решать самим читателям — дворняжка Цыган или овчарка.
Представьте себе черного кудлатого пса среднего роста, с висячими ушами. Хоть шерсть у него и вьется, как у барана, но она неопределенного, не то черного, не то бурого, цвета, без всякого блеска и такая жесткая, как щетина. Посмотришь на невзрачного пса — нет в нем ничего замечательного: кудлата, и только! Одно привлекает ваше внимание — глаза. Сквозь завитки и клочья грубой побуревшей шерсти — блестящие выпуклые карие глаза смотрят на вас как будто из глубины самого собачьего сердца. Проходя мимо, вам вдруг захочется сказать собаке несколько ласковых слов, потрепать ее за грубую шерсть, и за это кудлатый пес проводит вас теплым, благодарным взглядом.
Я столкнулся с Цыганом совсем недавно на Дамчинском участке Астраханского заповедника. Он сам избрал себе хозяйку в лице доброй и симпатичной пожилой женщины. Звали ее Марусей; она готовила обеды для сотрудников и гостей заповедника. Около кухни, в тени мостков, ведущих к столовой, и протекала незатейливая жизнь Цыгана; здесь его можно было найти большую часть суток.
— А где же Цыган? — однажды, закончив ужин, спросила приехавшая на практику девушка. В руке она держала тарелку с остатками жареной рыбы.
— Ой, не знаю, где наш Цыган, — разведя руками, ответила с улыбкой Маруся. — Вчера Саша из винтовки стрелял — так после этого Цыгана дня два не увидишь. Отсиживается где-нибудь.
— Почему же это, Маруся? — вмешался я в разговор. Меня заинтересовали слова женщины.
Ужин был кончен, все разошлись из столовой, сгустились вечерние сумерки. Пользуясь свободной минуткой, Маруся присела у столика и рассказала мне историю жизни своего любимца — кудлатого пса.
У Цыгана не было хозяина; вместе с другими дворнягами он принадлежал Дамчинскому кордону Астраханского заповедника. В общем, собакам жилось неплохо. И вдруг, как всегда неожиданно, случилась беда. В тростники Дамчинского участка из прилегающих степей забежал волк. Однажды в окрестностях кордона он набросился на шедшую по дороге женщину; каким-то чудом ей удалось отбиться от серого хищника. В тот же день волк ворвался в группу жавших тростник рабочих и при этой схватке расстался с жизнью. Убитый зверь оказался бешеным. Несколько дней спустя из Астрахани пришел страшный приговор. На всякий случай, чтобы предупредить распространение опасной болезни, предлагалось уничтожить всех собак заповедника.
За этим распоряжением последовало несколько ружейных выстрелов, и собак на Дамчинском кордоне не стало. Но как же остался Цыган, почему он и сейчас здравствует? Чудом каким-то уцелела эта собака. Направленные в пса четыре выстрела не отняли у него жизни и заставили спасаться бегством. Быть может, только напуганный, но, возможно, и раненый, Цыган исчез из селения. С этого страшного дня его больше никто не видел. «Погиб, наверное, бедный раненый пес среди тростниковых зарослей», — решили в поселке и вскоре перестали об этом думать. И только впечатлительным детям в непогожие вечера, когда под порывами ветра стонали потемневшие ветлы и шуршал тростник, как-то жутко было выходить из дому. Им казалось, что в глубине тростниковых зарослей, далеко от кордона, жалуясь на свое страшное одиночество, на свою судьбу, тоскливо воет собака.
С тех пор без особых перемен прошло около полугода.
Однажды наблюдатель участка обратил внимание на следы какого-то зверя, удивившие его своими размерами. «Крупнее лисицы, крупнее енотовидной собаки — не волк же это?» — ломал он над следами голову. Прошло еще несколько дней, и в одну лунную ночь удалось убедиться, что крупный черный зверь — наверное, собака, посещает кордон, подбирает близ жилых построек рыбьи головы и другие отбросы. Неужели это уцелевший Цыган? Но скрип двери и мужской человеческий оклик отпугнули Цыгана, заставили его временно прекратить посещение поселка.
— Ни в коем случае не трогать собаку, — распорядился директор, узнав об этом случае.
— Цыган, Цыганушка, подойди сюда, ну иди же ко мне, собака, не бойся, — в другую ночь манил отверженного пса ласковый женский голос. Виляя хвостом и повизгивая, Цыган осторожно подполз к Марусе и лизнул ей руку. С тех пор собака возвратилась в Дамчинский поселок.
Никто не обижал Цыгана с этого времени. Он поселился под мостками у столовой, где целыми днями суетилась Маруся. И поняв своим собачьим умом, что ему простили какую-то большую вину, помиловали его, он ласковым, благодарным взглядом провожал каждого прохожего человека. Всеми силами он старался не мешать людям, перестал лаять, чтобы не навлечь на себя новой невзгоды. Но больше всего он боялся ружейных выстрелов, скрываясь на день, на два, когда кто-нибудь стрелял на кордоне.
Ну а теперь в заключение этой повести я расскажу читателям о том случае, когда чувство самосохранения чуть было не заставило меня убить замечательную киргизскую овчарку.
Это произошло в горах Киргизии неподалеку от озера Сары-Чилек. Не могу понять, почему его так назвали? «Сары-Чилек» в переводе на русский язык — «желтое ведро». Хотел бы я, чтобы мои читатели взглянули на «желтое ведро» своими глазами. Они увидели бы такую величественную красоту, что о ней рассказать почти невозможно, а нарисуешь — никто не поверит, что художник передал на полотне те самые краски.
По пробитой скотом тропинке, по крутым увалам я в тот безоблачный день медленно поднимался к белым вершинам. Пройду немного, остановлюсь, чтобы отдышаться, и не могу глаз оторвать от чудной картины. Внизу — бирюзовая гладь большого продолговатого озера, над ним — серые и черные скалы, потом бархатистая зелень горных лугов, а выше искристый белый снег на ярком голубом фоне южного неба. Жжет солнце, холодком тянет с горных перевалов, блестит, извиваясь вдали, пенистый горный поток.
Приблизительно после часовой ходьбы добрался я наконец до вершины холма и здесь решил отдохнуть перед новым подъемом. Почти ровная вершина холма, разукрашенная пестрыми цветами по яркому зеленому фону трав, примыкала к причудливым скалам, к седым осыпям. Под ними росли последние деревца арчи. Само собой разумеется, для отдыха меня потянуло к этой группе деревьев. Но не успел я сделать и сотни шагов в этом направлении, как замер на месте. Только теперь я заметил светлую юрту. Она стояла на зеленой лужайке и терялась на фоне седой осыпи. От юрты, пересекая зеленый луг, прямо на меня неслась пестрая киргизская овчарка. Такой красавицы, такого олицетворения силы и ловкости, как эта почти белая с редкими черными пятнами собака, я давно не встречал.
Никогда я не боялся собак. Кусали они меня в детстве, штаны без конца рвали, но нет у меня к ним страха, и только. Но на этот раз что-то серьезное, внушительное было в фигуре, в движении быстро бегущего ко мне животного. Я снял с плеча ружье. Секунду спустя я взвел курок, а еще через мгновение, ощутив явную опасность, взвел и второй. От юрты ко мне в долгополом белом платье, с распущенными черными косами, бежала киргизская женщина. Она кричала и размахивала руками. И хотя я не мог слышать отдельных слов, но и без них мне стало все ясно. Она боялась и за меня, и за жизнь своей любимицы.