Горбач помирает не втуне,Предосенье горем калеча.И жизнь у него – из горбуний,И смерть у него – горбоплеча.В дороге, где хмарей заплеты,Он понял чудную примету:Всего-то и вышло работы —С горбиной таскаться по свету.Горбом и плясал он, и клянчил,И думал над старью и новью,Его на спине своей нянчилИ собственной выпоил кровью.Покорная тянется шеяКо смерти под самую руку…Лишь горб, нагорбев и болышея,Живет, набирается туку.На время упитанной тушиВерблюда он пережил в мире;Тому – все темнее и глуше,Другому – небесные шири.И горб на останки верблюдаГрозится своею колодой:«Вставай, долежишься до худа,С моею поспорив породой!Иль
доброй те надобно порки?Иль в дреме затерпнули ноги?Иль брал ты меня на закорки,Чтоб сбиться на полудороге?Чего ж утыкаешься в тени?Спины твоей тесны тесноты.Спросил бы тебя, телепеня,Куда меня двинешь еще ты!»
Рука
Искорежась от мук пересохшей мочагой,Это тело мое побиралось под дверью,А рука между тем сумасшедшею тягойВширь и вверх безобразилась, прямо к безмерью.Покривясь от жары, без гроша на ладони,Все росла и суставы мозжила, как пробку,И дышала весельем, подобно подгребку,Что мечтает о море в убогом затоне.Руку, бескрайнюю рукуНадо сложить бы в щепоть!Муку, бескрайнюю мукуНадо молитвой сбороть!Мы, с безмерной ладонью, укрывшей от худа,Непонятно чьи облики застящей зренью, —Из какого ж далекого мы ниоткуда,Если тень ее падает пальмовой тенью!И бежит ее дрема, и девичьи грудиНикогда не спокоятся в этом затире;Увидав ее, жмутся прохожие люди,Ибо сколько ни кинешь – ладонь эта шире!Руку, бескрайнюю рукуНадо сложить бы в щепоть!Муку, бескрайнюю мукуНадо молитвой сбороть!Наболевших костей перепрыгнув границы,Превзошла мою душу, и совесть, и ложе,И боюсь, что лицом я смогу в ней укрытьсяИ, укрывшись, на свет не выглядывать Божий!Но и перекреститься – крещусь я со страхом,Ибо так же безмерны крестовные знаки:На меня стебельковым налягут размахом,А ужасный остаток – мятется во мраке!Руку, бескрайнюю рукуНадо сложить бы в щепоть!Муку, бескрайнюю мукуНадо молитвой сбороть!
Солдат
Вернулся служивый, да только без славы —Не слишком-то бравый и очень костлявый.К ядру приласкался ногою и боком —И нынче вышагивал только поскоком.Стал горя шутом, попрыгушкой недолиИ тем потешал, что кривился от боли.Смешил своих жалоб затопом-захлопомИ мучинских мук неожиданным встрепом.Причухал домой он – и слышит с порога:«Пахать или сеять – зачем колченога?»Дотрюхал до кума, что в церкви звонарил,Но тот не признал и дубиной ошпарил.Явился к милаше – а та употела,Когда греготала с ядреного тела!«Ты, знать, свой умишко на войнах повыжег.Тебя – четвертина, а три – передрыжек!Так мне ли поспеть за твоим недоплясом?И мне ли прижаться полуночным часом?Уж больно прыглив ты прямохонько к небу!Ступай, и не лайся, и ласок не требуй!»Пошел к изваянью у самой дороги:«О Боже сосновый, о Господи строгий!Кто высек тебя, того имя забвенно, —Но он пожалел красоты и полена.С увечным коленом, с твоим кривоножьем,Тебе не ходить, а скакать бездорожьем.Такой ты бестелый, такой худобокий,Что будешь мне пара в моем перескоке».И долу ниспрянуло тело Христово;Кто вытесал Бога – тесал безголово!Ладони – две левых, а ноги – две правых;Когда зашагал, продырявилось в травах.«Не буду сосниной от века до века,Пойду через вечность, пускай и калека.Пойдем неразлучно – одна нам дорога —Чуток человека и крошечка Бога.Поделимся мукой – поделимся в муке! —Обоих людские скостлявили руки.Мы братски разделим по малости смеха,Кто первым зальется – тому и потеха.Опрусь я на тело, а ты на соснину,Меня ты не минешь, тебя я не мину!»С ладонью в ладони, пустились в дорогу,Суча перепрыжливо ногу об ногу.И вечных времен проходили толику,Какой не измерить ни таку, ни тику.Минуло все то, что бывает минучим, —С беспольем, бескровьем, безлесьем, беззвучьем.И буря настала, и тьма без оконца,И страшная явь истребленного солнца.И кто это бродит среди снеговея,Вовсю человечась, вовсю божествея?Два Божьих шкандыбы, счекрыженных брата,Культяпают как-то, совсем не куда-то!Один без заботы, второй без испуга —Волочатся двое влюбленных друг в друга.Своей хромоты было каждому мало:Никто не дознается, что там хромало.Скакали поскоком на всяку потребу —Покуда в конце не допрыгали к небу!
Три розы
Залязгало ржавью в соседнем колодце.Уснула жара на цветах среди сада,Из зелени ветхо сереет ограда,И яркого блеска сучкам достается;Плеснулось об воду в соседнем колодце.Посмотрим, как плавает облако в небе,Как ветки лучами захвачены в скобы;Пускай наши души смыкаются, чтобыТела обретали возжажданный жребий.Посмотрим, как плавает облако в небе.Там розы, там птицы, две жарких души там,И два этих тела, укрытых, весенних,И собранность солнца в разбросанных тенях,С покоем внезапным, тревогой прошитым.Там розы, там птицы, две жарких души там.А если еще, не душа и не тело,Отыщется в садике роза и третья,Чей пурпур прордеется через столетья,То значит, еще одна роза нас грела —Та роза, что нам не душа и не тело!
Година безбытья
Наступает година безбытья, бесцветья,И как бабочки осенью, вымрут девчонки,И сама я бледнею, прижавшись к сторонке,И все меньше меня, и должна умереть я!Полюби мою гибель и роскошь распада,Эту морось, что шепчет моими устами,Верь в мое торжество, в неоторванность взгляда —Даже если ослепнет в засыпанной яме.И склонялся к ладошкам, потраченным гнилью,И к зеницам ее, изнебывшим во хлуде,Всей душой природнился к ее замогильюИ искал в замогилье горячие груди.Для чего же мой жар – и уста для чего же?Иль не душны тебе мимобытья захлесты?Перейми мою страсть, перейми мои дрожи,О воспрянь же ко мне из могильной коросты!Я любви предаюсь! Я покорствую чуду,Я навстречу объятьям объятья раскину!И чем жарче твой жар, тем быстрей изнебуду,И чем ближе уста, тем бесследней загину.
Вечером
Не в пору было, не в пору:Потемки крались по бору. Дневной испарился жар, Роса родилась из хмари, И мраком дымились яр, Калина – в яре.Не с юга пришла, не с югаТа темень – проклятье луга. А холод нагнал тоску На снулые ароматы — Ладонь к моему виску Погреть несла ты.Кто дорог, лишь тот, кто дорог,Поможет глядеть на морок. Затерянных где-то нив Не соединит заклятье, Ни ужас, ни боль, ни срыв, Но лишь – объятье!
«В душу мне снежи, снежи…»
В душу мне снежи, снежи,Грудь, целованная мною!Доснежись до той межи,Где почин – дневному зною!Ты гори во мне, гори,Рук ласкающих поглажка —Чтоб до самой до зариБыло счастливо и тяжко!Ты теки, свеча, теки,Озаряя на постелиЭти белые виски,Что у ног моих блестели!
Запоздалая встреча
Пойдем вослед и шелестам, и теням,Пойдем дорожкой, от росы текучей,Где под ветвей крыжовенных сплетеньем —Кротовые распаренные кучи.Висит листва, скукоженная хладом,На ней росинки от вчерашних ливней;И жаворонки над увядшим садомВсе жалобней кричат, все безотзывней.Вот яблоня, а с нею рядом сосны,И в бледно-синем выкупана хвоя.Как торопко промелькивают весны,И что живет – от страха неживое.В запахнутой укутанная шали,Ты словно зверь, что схоронился в нору.Теперь пусты, теперь уже не впоруВсе те слова, которых не сказали!Мы не сплели увертливых ладоней,Мы не ослепли в помыслах о Боге.Теперь глаза – открыты для бездоний,Теперь губа – замрет на полдороге!
«Пожар сердечный, огонь содвижий…»
Пожар сердечный, огонь содвижий,Ночей бессонных, сонливых раней!Благословенною и бесстыжейУлягся та, кто всего желанней!Не слышит ласки тот сон дремучий,И только вздроги – в уснувшем теле…Потешь меня – и меня помучай,Что надремалось в ее постели!
«Стал я за дверями – за дверьми из клена…»
Стал я за дверями – за дверьми из клена,И молчу устами – и молчу влюбленно.А за мной потемки крались по дороге,Ничего не вижу – не хочу подмоги!Радостно погибнуть – и остаться живу!Распахну я двери – распахну я срыву,И бросаюсь в спальню, сумрак будоража.У твоей кровати вытянусь, как стража.Больше не отженишь никакой отженью,Даже рук на стенах всполошенной тенью.Даже если молвишь заклятное слово —Некуда мне выйти – выйти из алькова!