Запоздалое раскаяние
Шрифт:
По ее неуверенным и в тоже время порывистым движениям Гена понял: у Черепашки что-то произошло. Теперь он стал необыкновенно чутким к каждому ее жесту, к каждому вздоху. Ему даже казалось, что иногда он слышит Люсины мысли.
Они гуляли по аллеям Парка культуры. Больше всего ему хотелось сейчас обнять Черепашку, прижать к себе и тихо спросить: «Кто тебя обидел, маленькая моя? Расскажи!» Но Гена шел молча, а сжатые в кулаки руки он спрятал в карманы куртки.
Люся подняла воротник ветровки, перекинула
– Давай сюда! – Он забрал у нее рюкзак.
– Слушай, а у тебя, случайно, нет знакомых, у которых можно было бы немного пожить? – Каждое слово давалось Люсе с трудом.
– Кому пожить? – после паузы спросил Гена.
– Мне. Я с мамой поссорилась... Они все против нас! И мама моя, и Лу! Никого не хочу видеть! Ну скажи, чего они лезут?!
Не в силах более сдерживать себя, Гена протянул Черепашке обе руки, нежно привлек ее к себе и замер на несколько секунд, чувствуя, как гулко и совсем близко бьется ее сердце. Теперь у него получилось будто бы два сердца сразу. И оба бились в одном ритме. Только одно было чуть пониже и справа... Люся запрокинула назад голову и в ту же секунду ощутила у себя на виске его прохладные, сухие губы.
Гена целовал Черепашку робко, неуверенно, словно боялся обидеть ее неосторожным, слишком порывистым и откровенным проявлением чувств. Все происходило как во сне. В какой-то миг Черепашке даже показалось, что она действительно спит. И она украдкой ущипнула себя. Голова так сильно закружилась, что Люся испугалась, что вот-вот упадет. Теперь она знала, почему точку, которая находится там, где у людей заканчивается (или начинается?) грудная клетка, называют солнечным сплетением. Сейчас у Люси именно в этом месте будто бы сплелись между собой тысячи обжигающих солнечных лучиков! Черепашке было трудно дышать, не хватало воздуха. От солнца, палящего внутри, стало нестерпимо жарко, она закрыла глаза. И в этот миг их губы встретились...
– Слушай, Черепашка, а давай я пойду к твоей маме и все объясню!
– Нет! – Люся испуганно замахала на Гену руками. – Ни в коем случае! Она и слышать о тебе ничего не хочет! После того, что было... – добавила она, виновато опустив голову.
– Вообще-то твою маму можно понять. Я бы на ее месте вообще под замком тебя держал! И все-таки я должен с ней встретиться!
– И не думай даже! – Черепашка шутливо погрозила Гене кулаком.
Они сидели в маленьком уютном кафе. Пили кофе со сливками и ели любимое Люсино пирожное «Наполеон».
– Люся! – Гена осторожно коснулся ее руки. – Ну, давай я хотя бы с Лу поговорю!
– Не надо ни с кем разговаривать! – Черепашка нервно поправила сползшие на кончик носа очки. – Мы с тобой ни в чем не виноваты, а значит, не должны ни перед кем оправдываться! Ты лучше подумай, куда будем меня сегодня девать? – Люся улыбнулась, и столько нежности было в ее улыбке, что Гена не выдержал и, перегнувшись через стол, дотянулся до нее и
– А пойдем ко мне? – он робко заглянул Черепашке в глаза.
– У тебя родители... Начнут вопросы разные задавать... Не хочу! – она решительно замотала головой.
– Во-первых, у меня одна мама. Отец куда-то в область укатил по делам, а во-вторых, у нас есть специальная комната. Называется «гостевая». Только мне кажется, твою маму все равно надо как-то предупредить...
– А я и так собиралась ей позвонить. – Черепашка достала из рюкзака мобильный телефон, выданный ей на работе, и принялась быстро нажимать на кнопки.
Услышав, что в трубке ответили, Гена весь как-то напрягся и выпрямил спину. Чувствовалось, как сильно и искренне переживает он за Люсю.
– Алло, мама? – прижимая трубку к уху, напряженным голосом проговорила Черепашка. – Я сегодня не приду ночевать...
Последовала короткая пауза, до Гены доносились тревожные и резкие интонации голоса Люсиной мамы. Однако слов разобрать он не мог. Впрочем, этого и не требовалось.
– Не важно. Извини, я спешу, – отрезала Люся, отключила телефон и перевела дыхание.
– Круто! – прокомментировал Гена. – Раньше ты никогда с мамой так не разговаривала!
– Сама себе удивляюсь! – печально улыбнулась Черепашка и провела рукой по его щеке.
8
Виктория Михайловна, конечно, помнила Люсю. Но, увидев ее на пороге своей квартиры, удивилась. И даже не смогла этого скрыть. Она не знала, по какой причине так внезапно окончился полгода назад роман сына с этой хрупкой девчушкой (так Виктория Михайловна называла про себя Люсю), но чувствовала, что произошло это по инициативе Геши. И все же основной сюрприз ждал ее впереди.
Пока Черепашка мыла руки и приводила себя в порядок, Гена, вызвав маму на кухню, шепотом сообщил ей, что Люся останется у них на ночь.
– То есть как? – изумилась Виктория Михайловна.
– Я тебе потом все объясню! Все нормально, мам... Главное – не дергайся. Ты постели ей в гостевой, – поспешно уточнил он, желая как можно скорее расставить все точки над «i».
Виктория Михайловна с облегчением вздохнула:
– Конечно, конечно... А Люсины родители не будут волноваться?
– Не будут, – последовал резкий ответ. В эту секунду Гена услышал, как в ванной перестала литься вода. – Она мне очень дорога! – успел сказать он, прежде чем дверь ванной комнаты открылась.
Люся выглядела смущенной и немного даже испуганной, хотя изо всех сил старалась этого не показывать.
– Проходите в комнату! – приветливо улыбнулась Виктория Михайловна.
Признание, которое сделал ее сын секунду назад, поразило ее. Она всю жизнь считала Гену скрытным и замкнутым мальчиком. Никогда он не рассказывал ей о своих чувствах, не посвящал в подробности своих отношений с девушками. Впрочем, в их семье вообще не принято было откровенничать друг с другом. А тут вдруг – такое!