Запоздалые истины
Шрифт:
— Будем, товарищ капитан, потому что их много.
Петельников разлил кофе по чашечкам, прошел в аппаратный угол, поставил диск-гигант на проигрыватель и включил. Музыка выплеснулась не сразу, заставив Леденцова оглянуться, — он ждал ее из угла, а она потекла вроде бы ниоткуда, из стен, из книг.
— Леденцов, а кто такой мещанин?
Петельников чувствовал, что этот разговор необходим лейтенанту, решавшему что-то для себя.
— Тот, кто не работает в уголовном розыске, товарищ капитан.
Улыбнулись они одновременно.
— Я
— А если он любит свое дело?
— А тогда повышай свою квалификацию, учись, вкалывай. Я вот... Да ты знаешь, сколько я работаю?
— Знаю. В Управе говорили, что вам дадут майора. Не забудьте отметить, товарищ капитан.
— Тогда мы съедим не по две пачки пельменей, а по три.
— И кофий будем пить кружками.
— Все дело в соотношении главного и второстепенного, лейтенант. Шмутки не главное, но они тоже делают жизнь интересней. Я презираю мужика, который не может прилично обеспечить себя и семью. Это лодырь. Так что если услышишь, как говорят про меня...
— Я их чайником по морде, товарищ капитан.
Они допили кофе по-восточному. Петельников ушел на кухню за новым. Леденцов слушал музыку, которую он вроде бы знал, и в то же время она вроде бы звучала впервые. От музыки ли, от кофе ли, от двух ли пачек пельменей, а скорее оттого, что капитан пригласил к себе, на Леденцова нашла счастливая истома.
Петельников принес кофе. Теперь решили пить с ликером, для чего был распахнут ослепительный бар и найдена в стеклянном частоколе бутылка ванильного ликера. Приложившись к чашке, Леденцов почувствовал, как истома прибывает.
— А к директору универмага ты потом сходишь, — охладил его Петельников.
— Зачем, товарищ капитан?
— Извинишься за обман. Как кофе?
Леденцов лишь кивнул, жмурясь от удовольствия.
— Лейтенант, а ведь ты очень хитрый парень, а?
— Докажите, товарищ капитан.
— За тобой охотится Сосик с напарником, поскольку ты про них что-то знаешь. Так поделился бы со мной.
— Сам не знаю, что про них знаю.
— В твоих случаях логика начинается со старого мола. Ты увидел избиение и стал свидетелем. Вот тебе и намекнули по голове, чтобы помалкивал.
— Тогда зачем же зазвали писулькой на этот мол?
— Да, тут многое не вяжется, — задумчиво согласился Петельников.
Леденцов вспомнил. Как там...
— «Хорошо вяжутся только носки да шапочки», товарищ капитан.
— Оттуда?
— Оттуда.
— Скоро напишешь?
— Последнюю главу сочиняю. Вы обещали подкинуть мыслей...
Петельников вскочил, словно давно ждал этих слов. Он принес блокнот, швырнул его Леденцову и велел:
— Пиши.
И заходил большими шагами по большой комнате, вдохновляясь на диктовку:
— Первое: детектив есть психологическая головоломка для людей, которые любят поломать голову. Второе: художественное произведение — это зеленое древо жизни, а детектив — это гладкий столб логики. Третье: в детективе должно быть лишь одно убийство, в крайнем случае два, а три убийства — это уже пошлость. Четвертое: детектив — литература будущего...
Леденцов писал исправно. Были у него и свои мысли о детективе, но чужие никогда не помешают.
Петельников вдруг умолк и остановился у него за спиной:
— Все вертится вокруг диско-бара. Если бы ты не зашел туда со студенткой, то ничего бы не было.
— Завтра идете на день рождения, товарищ капитан?
— Кстати, Муравщикова дважды видела Дарью с Сосиком.
Музыка смолкла, образовав непривычную пустоту. Петельников огляделся, словно искал ее по углам.
— Пить хочется. Леденцов, у меня есть электрический самовар, кусковой сахар и баранки. А?
17
Ничего не державшая рука Муравщиковой неестественно окостенела. Инспектор легонько пожал ее, успокаивая. Дарья Крикливец зыркнула темным взглядом и хотела что-то спросить, но Катя опередила — поцеловала и поздравила с днем рождения.
— А это мой друг! — резко представила она инспектора.
Хозяйка опять кольнула его сумрачным взглядом и глухо предложила:
— Снимайте обувь.
Они разулись. Дарья подвела их к двери в комнату и распахнула дверь...
Сперва Петельникову показалось, что в большой комнате темно и пусто. Но внизу, вспугнутый ветерком от двери, заметался трепетный свет — на полу по углам стояли крупные свечи. В их огне светло-зеленый необъятный ковер смотрелся только что отросшей травкой. На нем возлежало человек десять. А посреди, как выгоревшая плешина, темнели бутылки и бутерброды.
— Эй, богдыхане, принимайте свеженьких. Катя со своим другом...
Богдыхане потеснились. Инспектор лег меж Катей и тонкой девицей в сиреневых шароварах и в какой-то кисее, наброшенной на обнаженные плечи. Перед ним возник пузатенький сосуд вроде бы из необожженной глины, налитый коньяком.
— Вкусим за именинницу по единой, аще не претит, то и по другой, — предложил парень в шелковой рубахе, подпоясанной пеньковой веревкой.
Инспектор отхлебнул. Приложившись к сосуду, Катя шепнула, благо лежали они голова к голове:
— Я знаю только ее напарницу.
«Школьница» полулежала в углу почти одна, занавешенная свечным и табачным дымом. Она пила из громадного рога с серебряной цепочкой.
— Закусывайте, икра обветрится, — жеманно посоветовала соседка в кисее и, чтобы не обветрилась, взяла бутерброд и сама.