Запрещенные друг другу
Шрифт:
Точно! Вот то сравнение, которое могло охарактеризовать его ночное состояние. Что-то подобное с ним и происходило. Глюк на глюке: Марина-Юля, Юля-Марина. Юлькин запах, Маринкин голос. Тогда замирал, не понимая, в чем вся соль, парил в некой нирване, балансируя между явью и сном. И хуже всего было то, что если Юля казалась неким виденьем, которое он не мог поймать, сколько не сжимал в объятиях, то Марина была вполне себе осязаемой.
Представив подобный вариант — рассмеялся. Как бы секс был с Осинской, а вот глючило почему-то на её племяннице. Неадекватная реакция на коньяк,
Продолжая убито стонать, осторожно открыл один глаз, потом второй… Снова закрыл. Сейчас… Минутку… Не всё сразу. Из того, что успел выцепить — это панорамное окно со знакомыми шторами. Уже хорошо. Значит, дома. Значит, был в состоянии добраться домой и, судя по ощущениям, ещё и раздеться. Тоже неплохо.
Нащупав края одеяла, которым был укрыт по пояс, как можно медленнее, стащил его с себя и, стараясь не делать резких движений, принял вертикальное положение.
Первое, что вызвало оторопь — постель, вернее, её вторая половина. Она была смята, будто на ней кто-то спал. Второе — отсутствие трусов. Ладно, допустим, стащил их вместе с остальной одеждой, но…
— Не понял! — поднялся на ноги, рассматривая валявшееся на полу платье. — Это ещё что за… — запнулся, услышав из кухни негромкий, едва уловимый шум. Та-а-ак…
Оглянувшись вокруг себя, увидел и остальные атрибуты женского гардероба: чёрный, в тон платью, бюстгальтер и кружевные стринги. Откуда они тут взялись?
Деградацией мыслительного процесса никогда не страдал, но тут что-то напоминало сей процесс.
Заторможено подошел к платью, с трудом наклонился, рассматривая ткань, а потом сцепил на нем пальцы, пошатнувшись от подкравшейся догадки.
— Вот дерьмо! — аж передернуло от подобного. Не дай Бог! Ещё раз посмотрел на ткань и вдруг ощутимо вздрогнул, отчётливо вспомнив где, когда и на ком именно он видел это тряпье.
Головная боль? О чем вы? Как пошептало. Шокирующее открытие было такой силы, что за считанные секунды впрыгнул в домашние спортивки и слетел по лестнице на первый этаж, не обращая внимания на мельтешившие перед глазами звёзды и колокольный перезвон в ушах.
Притормозив на последней ступеньке, обалдело уставился на танцующую возле плиты Военбург и буквально почувствовал, как из ушей повалил пар. Кого угодно ожидал увидеть… вот честно, но только не её.
Это самая злая шутка, которой его наградила судьба за всю жизнь. Самый злой умысел, с которым только приходилось сталкиваться. Да чего уж там — это был самый настоящий пздц. А ведь Осинская предупреждала.
Некоторое время Вал смотрел на девушку из-под нахмуренных бровей и, продолжая яростно играть желваками, старался выцепить из памяти тот самый ключевой момент, после которого его мозги отказались что-либо соображать и обрабатывать. Потом тяжело выпустил скопившийся за время простоя воздух и медленно шагнул на кухню, всё ещё не веря своим глазам. Может, это тоже сон? Более реалистичный, отрезвляющий, но всё же…
— Проснулся? — заметила его появление Марина, снимая с огня подошедшую пенкой турку. Воздух
— Какого хрена ты делаешь на моей кухне? — продолжил рассматривать девушку, будто исчадие Ада и, стиснув зубы, швырнул в неё платье, сдерживая рвущиеся наружу рвотные позывы. И кто она после этого, м? Ну с*ка же. Ещё и рубашку его любимую напялила.
— Кофе варю, — ответила она, как ни в чем не бывало, проворно поймав на лету стрейчевую ткань и зафиксировала его под мышкой. — Будешь? — выключила огонь, продолжая и дальше изображать из себя дурочку. — Хотя подожди! Тебе же другое надо, да? Сейчас всё сделаю, — засуетилась, вспоминая, за какой именно дверцей лежит аптечка. — Вот! — воскликнула радостно, обнаружив таблетки на самой верхней полке. — Сейчас я тебя мигом поставлю на ноги. Будешь, как огурчик.
О, да. Целительница из неё ещё та. А актриса — и подавно.
Марина чувствовала себя хозяйкой положения. Ещё бы. Губа не дура. То, как она уверенно перемещалась на кухне, прекрасно зная, где что лежит, напомнило Валу о проведенном вместе времени и последовавшем за этим расставании. Пережить подобное ещё раз ему совсем не улыбалось.
Это сколько нужно было выпить, чтобы так накрыло, м? Сколько не напрягал память, а не мог припомнить точное количество выпитых рюмок. Да и неважно это, если уж на то пошло. Тут в другом был геморрой.
Набрав из графина воды, она участливо, с выражением неподдельной заботы, бросила в стакан таблетку и протянула ему, продолжая сверкать ясным солнышком.
Дура или это такой прикол? Она что, совсем не в курсе, что не должна находиться здесь? Сам факт того, что между ними могла быть близость бесил его несказанно. Да такое, не то, что в голове не укладывалось, такое и представить было страшно.
Хоро-о-ош, ничего не скажешь! Баб, что ли, мало вокруг? Какого хрена на одни и те же грабли? А он, судя по довольной улыбке Военбург, хорошенько так на них наступил. Никогда бы не подумал, что настолько склонен к садомазохизму. И по ходу, весь тот сон… и не сон вовсе.
— Ты не поняла, Марин, — посмотрел исподлобья, обхватив пальцами толстое стекло, — как ты здесь оказалась? — Потому что он хоть убейте, хоть режьте и пытайте, не мог вспомнить. Подвезти обещал, да, была такая тема, но не более.
Марина обхватила себя руками, начав пятиться за барную стойку.
— Ты же сам позвал.
— Я?!
— Ну да, — загнанно вжалась в угол, выпятив подбородок. Видно же, что не ожидала такого поворота, а всё равно хорохорилась, делая из него довб**ба. — Вспомни! Тебе стало плохо, я вызвала такси, потом… ты полностью раскис, и мне пришлось тащить тебя домой. Ну а дальше… — опустила голову, рассматривая торчащие под рубашкой соски. Улыбнулась, считая себя неотразимой в данном наряде и призывно облизав губы, продолжила томным голосом: — Ты набросился на меня, как ненормальный. Всю ночь приговаривал, что жить без меня не можешь, что любишь безумно.