Запретная Родина
Шрифт:
– Да, – сказала она, вставая между ними. – Это мой старый друг.
– Хаймос, – и мужчина протянул руку.
– А, – многозначительно отозвался Конлет, не спеша пожимать его ладонь. – Значит, это из-за тебя она в стерву превратилась?
– А что, Нора разве была когда-то милашкой? – усмехнулся тот. – Ты вообще кто такой?
– Тот, кому она небезразлична.
– Ты, малыш, для нее слишком юн, да и не потянешь в постели.
Эта знакомая грубость. Его глаза – такие ясные, глубокие… и ямочка на подбородке. Нора знала, что правы оба. Она никогда не была мила и ласкова, но жизнь с Хаймосом сделала
Она не успела остановить мужчин – Конлет ударил первым, Хай ответил. Ей хотелось, чтобы победил только один, а другой, как его ни жаль, больше никогда не появлялся в ее жизни. К ним непросто было подобраться, но в конце концов Нора схватила Конлета и дернула назад.
– Остановись!
Хаймос был плотнее и занимался рукопашным боем, худощавого, гибкого Конлета она видела дерущимся лишь однажды. И все же он успел разбить противнику бровь, сам же был почти невредим, не считая порванной рубашки.
– Ты хочешь к нему? – тяжело дыша, спросил землянин.
– Ты знаешь, Кони. Не надо…
Конлет впервые за все время сплюнул на песок.
– Никогда больше не подходи ко мне. Никогда. Поняла? Ненавижу!..
И он пошел прочь, тяжело хромая, оставив Нору наедине с ее любовью…
…В лаборатории Конлет старался не появляться. Видеть этого гаденыша и Нору вместе значило снова полезть в драку, а драться он не любил. Больше всего ему хотелось завершить начатое и свернуть на сторону ненавистную морду, но это было бы неправильно. Она просила, и Конлет исполнил просьбу. Больше он ничего для нее не сделает. Лучше всю эту историю забыть, но как уж тут справишься с памятью?
Только с Норой ему было так спокойно. Ему нравилось с ней молчать и просто любоваться небом. Она не пыталась его переделать и не корила за холодность. И тогда, в ту единственную их ночь, была замечательной. Ни одна девушка так не отвечала на его ласки. Ни одна столь прекрасно не подходила ему. Ни одна так не нравилась внешне.
Он ненавидел Нору также сильно, как обожал. Неужели она настолько глупа, чтобы простить предательство? По Хаймосу было видно, что он во всем ищет выгоду и забирает лучшее. Льстило ли ей это? А вдруг старое чувство разгорелось с новой силой?
К концу месяца он справился с эмоциями и не обращал на них обоих внимания. Даже сходил на свидание с Гритой, но одной встречей все и ограничилось. Собственная жизнь казалась скомканной, и утешением стала помощь другим бродягам и встречи с друзьями. Теперь сражения с темными были чем-то привычным, и Конлет почти избавился от страха. Он подолгу тренировался с Кристианом, Алеардом и другими трогами, сделал себе несколько татуировок, перестал стричься. Словом, изменился внешне и внутренне, и был этими переменами доволен.
Но на сердце было неспокойно. Его уже не жгла ненависть и не мучила любовь, зато посещали дурные сны. Он вообще с той злополучной ночи стал плохо спать. Ойло предположил, что у Конлета формируется новый дар, но парень был этому совсем не рад. Тут бы со старым справиться! Он по-прежнему видел чужие жизни, события, происходящие далеко или в непосредственной близости. Он сортировал их, отфильтровывая все незначительное, мог даже заблокировать, но порой дар отказывался подчиняться.
Конлет смирился, когда понял, что все идет своим чередом. Сердце его замерло, а чувства остыли. Он принял решение никогда больше не тянуться к прекрасному, и оставил поиски истиной любви. Особенно потому, что знал – он нашел ее и не смог удержать, а, значит, не стоило и пытаться пробовать снова…
…Нора тихонько проникла на кухню. Она долго ждала, пока все разойдутся по квартирам, потому что не хотела, чтобы кто-то застал ее в таком виде. Синяк под глазом еще можно было замазать, но вот разбитые губы не спрячешь.
Она испытывала отвращение к себе. Любовь прежней не бывает, она либо обновляется, либо стареет и гибнет. Когда до девушки дошел смысл предложения Хаймоса, она избавилась от остатков дурной любви. Мерзкий выродок! Он предлагал ей шпионить для Арона! Она была нужна ему как жена, но и как услужливая рабыня тоже! Узнав, что Нора ни за что против своих не пойдет, Хаймос со свойственной ему уверенность пригрозил расправой. А для острастки – избил. Так она узнала о его темной сущности Упыря.
Обратиться за помощью к Айману или Альбе девушка стыдилась, а к Конлету подойти и вовсе боялась. Она причинила ему такую боль, что не избывается. Простив одно предательство, она совершила другое, и это был самый гадкий и позорный поступок в ее жизни. Нора называла его трусом, но он лишь старался быть честным и нежным. Она ругала его за слабости, но сама допустила куда более серьезную ошибку, поддалась желаниям выгоды ради.
Ей хотелось вернуть ту ночь, лечь рядом с ним, обхватить ногами, обласкать… Коснуться губами красивого тела, пустить парню мурашки… Но все было потеряно. Она все испортила. Теперь Конлет ненавидел ее, и Норе оставалось только смириться с этим.
Завтра она сходит к Леониду и скажет, что свалилась со скалы в ином мире. Целитель вряд ли станет расспрашивать, уважая ее право на тайну. А если и спросит, она промолчит. Нора понимала, что ей не хватит духу признаться кому-либо, что бывший любовник ее избил. Прежде она посчитала бы это слабостью, теперь понимала, что жертвами насилия движет стыд и страх. Как она могла жить с этим человеком столько лет? С этим чудовищем, которое считало себя лучшим из лучших! Обвиняя Конлета в незрелых чувствах, она себя же выставила на посмешище.
Нора жевала медленно и осторожно. Она нарочно надела кофту с длинными рукавами и высоким воротом – в случае чего всегда можно натянуть его на нос. Меры предосторожности излишними не оказались – в кухню принесло Конлета.
– Привет, – с вежливой холодностью сказал он. – Прости. Я только бутерброд сделаю.
– Да. Доброй ночи, – пробормотала девушка, и повернулась к нему боком. Так он наверняка не разглядит синяк. Она нервно поправила одежду и продолжила жевать. На столе лежала горстка крошек – боль не позволяла аккуратности.