Запретная Родина
Шрифт:
Дея неслышно поднялась, прошла мимо парня, тронула абсолютно прозрачное стекло. Прекрасный, огромадный кусок синей-пресиней воды в обрамлении деревьев, и они не были серыми. Разве листва такой бывает? А небо? Кто его выкрасил в этот неведомый оттенок? И земля, похожая на свежую кашу, которой кормили гибких домашних зверей – белых в черных пятнах пушистых кошек… Возле воды она увидела людей: они о чём-то болтали, кажется, даже не замечая красоты вокруг себя.
Дея снова и снова вглядывалась в незнакомый пейзаж, вдыхала воздух, от которого кружилась голова, чувствовала тепло, к которому тело не привыкло. Она гладила стекло, пытаясь прильнуть к нему как можно плотнее, чтобы слиться, стать частью сна.
Она почувствовала, как на её плечи легли нежные и осторожные руки.
– Эй, ты чего ревёшь? От радости, что ли?
Он был вполне материален.
– Я сплю, – сказала она, пытаясь справиться с прыгающими губами. – Или умерла, что вероятнее…
– Всё на самом деле, – сказал Ойло. – Что же я, стал бы давать тебе слово, которого не выполню?
– Такого не бывает. Такого не существует, – забормотала она. – Скоро боль вернется, и я вернусь в свой прежний мир…
– Идём, выйдем на воздух. Тебе сразу полегчает.
Он открыл раздвижную дверь и вывел её наружу. Дея глубоко вдохнула целительный морской воздух – и слёзы потекли ещё сильней. Бывает ли абсолютное счастье? Теперь-то она знала, как оно выглядит…
...Так закончился кошмар, но она едва всё не испортила, закатив Ойло скандал.
– И что мне теперь, всех их бросить там? Всех, кто страдает и умирает? Ты зачем меня притащил сюда?!
– Могу притащить обратно, – без улыбки сказал он. – Или сама отыщи дорогу. Я сделал так, как подсказывало сердце, да и ты свой выбор делала не под гипнозом. Я не нянька, Дея. Я – указующий. Порой мне ведомы судьбы, и я сплетаю их воедино. Например, твою со своей, пусть и ненадолго. А уж с кем ты станешь делить стремления – дело твое.
И Ойло ушел, дав ей время подумать. Тогда-то между ними и возникла пропасть, созданная не мирами и даже не её неблагодарностью, а только им.
Она слишком поздно поняла, что желает его. Были ещё разговоры, встречи и обещания, но ничего серьезного. В сердце Ойло не водилось холода, но и не было теплого места для неё. Вскоре Дея поняла, что никогда бы не получила его, и тем более не стала его любимой. Ойло оставался недоступен, словно видел наперед какой-то важный кусок собственной судьбы. Он не закрывался и не прятался, но она чувствовала – парень идёт своим путём. И, несмотря на то, что их дороги пересеклись, дальше они должны были двигаться порознь...
Глава 19
После произошедшего на Альтании мы с Алеардом, Кристианом и Ойло спали беспробудным сном двое суток. Пострадавших было немало, досталось и нам. Хорошо ещё, никто не погиб.
Всё пошло не так, как задумывалось. Мы надеялись, что собравшиеся на переговоры альтанцы будут благоразумны, но ошиблись. Если бы волки из враждебных кланов не ринулись в атаку под предводительством Роха, мы бы смогли общими усилиями указать горожанам дорогу в Промежуток. Но после выкрикнутых в адрес друг друга оскорблений люди и коренные альтанцы решили более не сдерживать рвущуюся наружу ярость.
Это было настоящее побоище – звери драли людей, люди стреляли, попадая по своим. Я пыталась что-то делать, использовать чувства, чтобы остановить происходящее, но ничего не выходило. Досталось всем, не обошли раны и нас четверых. Никогда не видела ничего более ужасного! Зелень смешалась с темно-красным, рычание и крики, звуки пальбы заглушили пение птиц. Ребятам удалось сохранить выдержку, но их усилий было недостаточно, и всё могло закончиться и для людей, и для волков печально, если бы не вмешался Бури. Он всё-таки пришёл на помощь. Возможно, Алеард его позвал, потому что я просто не успела. Небо громыхнуло, ветер прижал нас к земле. Зверь накрыл всех присутствующий своими громадными крыльями, и у меня в груди заныло. Думаю, лишь у некоторых ощущения от его приземления были схожими, то есть безболезненными. Боль не коснулась только нас с ребятами и некоторых волков. Остальные упали на траву и сжались. Кто-то застонал, кто-то закрыл уши руками, кто-то даже заплакал. Волки хрипели и повизгивали, даже суровые вожаки жалобно выли, катаясь по траве. После я узнала, что Бури напитал их болью Альтании – той самой, что они причиняли ей все эти годы. Он долго держал их, придавленных мучениями к земле, но я не видела в этом жестокости. Зверь не пытался ни убить, ни покалечить их. Просто делал то, что привыкли делать они.
Бури умел многое, и вряд ли кто-то кроме Алеарда знал обо всех его умениях. Я была скорее удивлена, чем напугана его действиями. И уж тем более не надеялась, что произошедшее повлияет на ход событий. Но, видно, боль может обладать воистину целебной силой. Она не только нарушает баланс и делает человека более слабым и податливым, беззащитным к страху, она же и укрепляет его, учит зреть события под другим углом. И ещё учит чувствовать тоньше.
Люди никуда не ушли с Альтании, хотя очень этого хотели. Нам пришлось устроить прямо возле леса лазарет, где Леонид, Рута и остальные помогали, кто чем мог. Люди и волки лежали бок о бок, и сил на драку у них не осталось. Пострадал и Карч, но, конечно, не потому, что ему досталось общей боли. В бою он защищал молодую волчицу – ту саму, дочь Ода. Она сидела возле его ложа и в их взглядах, устремленных друг на друга, мне виделась надежда.
Общая боль сплотила альтанцев. Мы ушли, оставив их на попечение Бури – времени у зверя было предостаточно. Он собирался помочь людям вернуться в их мир, когда они поправятся. Что это был за мир и где он находился, как туда попасть и что люди собирались там творить – мне узнавать не хотелось. В конце концов, каждый сам создает свой путь, мы больше ничем не могли помочь.
После небольшого отдыха нам пришлось вернуться к делам. Айман и Рэйд отыскивали миры, нуждавшиеся в помощи, а мы небольшими группами решали возникающие там проблемы, помогали неопытным путешественникам.
Первоочередной целью было разведать, что затеял Арон и почему он никак не желал оставить нас в покое. Неужели не мог найти для себя дел поважнее, чем посылать по следу всяких болванов, жаждущих нагадить в ни в чем не повинных мирах? К тому же вопрос о Трогии оставался открытым, и Кристиан волновался, что Первый уже напал на её след. Нам ничего не оставалось, как искать нужный камень в своих Промежутках, и с каждым посещением я уходила всё дальше по берегу.
Здесь море образовывало заливы, а скалы стали высоченными. Бесконечные звездные лабиринты, в коридорах которых редко удавалось найти что-то кроме прекрасных раковин и песка. Блуждать по неглубоким лазурным водам мне нравилось, и почему-то сразу уходили мысли о бесполезности такого времяпровождения. Промежуток имел обыкновение сжиматься и расширяться по велению хозяина, и, посетив очередные его пределы, я быстро оказывалась на прежнем месте, где толпились хорошо знакомые камни часто посещаемых мной миров.
Нам не везло. Трогия не желала показываться. Также была недоступна Земля, и пришлось на время оставить поиски, тем более что чем сильнее ускорялся цикл, тем больше становилось темных странников.
Труд, бесконечный и безжалостный, отдалял нас с Алеардом друг от друга. Конечно, мы по-прежнему спали в одной постели, и любовь никуда не ушла. Но она затаилась, затихла, сжалась в комочек, говоря нежным голосом «доброе утро» и «доброй ночи». Мы бродили по мирам, поздно ложились и рано вставали, а порой и вовсе не замечали часов. Рука об руку, всегда вместе, готовые подхватить, поддержать, обнять, утешая. Однако вскоре стало хуже.