Запретная зона
Шрифт:
Илларионов мгновенно оценил ситуацию, терпеливо дождался, пока отсмеется хозяйка дома.
— Виктор Михайлович, — обратился он к Леонидову, доставая из пакета права, — посмотрите, пожалуйста, это ваше водительское удостоверение? Леонидов надел очки.
— Мое, — пожал плечами. — Только, сами видите, фотокарточка не моя… И вот тут штампик стерт. Там внизу стояло «очки обязательно». Понимаете, я на курсы пошел, чтобы потом работать: мне приятель место водителя в инофирме обещал. Ну, а из-за зрения влепили категорию «В» и «без права работать по найму». Вожу теперь иногда «запорожец» тестя по доверенности.
— Ты дело говори, ему это неинтересно — про твоего тестя, — приказным тоном сказала Леонидова.
— А какое дело-то? — растерялся муж.
— Отчего же, мне все интересно, — терпеливо сказал Илларионов. — Вы не могли бы вспомнить, при каких обстоятельствах потеряли удостоверение?
— Да я его не терял, у меня его украли почти на глазах.
— Где?
— На Тишинском рынке. Пацан сумочку из сетки вынул, я даже погнался за ним, да куда там!.. В сумочке пятьдесят долларов было и рублей… тысяч сто… Знаете, сейчас ездить без денег опасно — мало ли, заденешь кого.
— Вы помните, когда это было? — Илларионов достал из папки бланк.
— А что, протокол обязательно составлять? — засуетилась Леонидова. — Ведь он ничего не натворил…
— Почему «натворил»? — улыбнулся Илларионов. — Виктору Михайловичу ничего и не инкриминируется. Но произошла серьезная авария, пострадали люди, и в кармане одного из пострадавших найдены документы на имя вашего мужа. Как вам кажется, должен я уточнить, каким образом они к нему попали?
— Понимаю. А ничего ему не будет?
— Кому?
— Вите?
— А по-вашему, есть чего опасаться?
Супруги переглянулись. Илларионов записал несколько слов на бланке, продолжил разговор, не поднимая глаз:
— Так когда?
— Две недели тому назад в воскресенье в восемь… нет, в половине девятого примерно утра…
— Вы заявили о пропаже в милицию? — спросил Илларионов, наверняка зная, что Леонидов никуда не заявлял, иначе компьютер выдал бы эту информацию.
— Нет.
— Почему?
— Ну как вам объяснить… При всем том, что сейчас творится, я не очень-то верю, что кто-то будет искать базарного воришку. Машины угоняют, и никто не ищет, а тут…
— Не воришку, Виктор Михайлович, а ваши права. Скажите, что еще было у вас в сумочке?
— В каком смысле?
— В прямом, в каком же еще?
— А-а… Еще техпаспорт был, доверенность…
— А оружие? — Илларионов посмотрел на него в упор. — Оружие у вас есть?
— Что-о?! — брови Елены Григорьевны выгнулись дугой и соприкоснулись с основанием волос, скрыв и без того узкий лоб.
— Какое еще оружие? — возмутился Леонидов.
— Вы так нервничаете, Виктор Михайлович! Я задал вопрос.
— Нет у меня никакого оружия и никогда не было! Я оружия в руках не держал, могу присягнуть!
— Да не надо, Господь с вами. Я вам верю. А в милицию все же стоило обратиться — избавили бы нас от лишних хлопот. Распишитесь… да нет, вы прочитайте сначала…
— Я вам тоже верю, — размашисто расписался Леонидов. Следователь сложил бумаги, завязал на папке тесемки, аккуратно, с присущей ему медлительностью, застегнул портфель на оба замка.
— А что теперь будет? — снова поинтересовалась хозяйка.
— Придется все же заявить о пропаже и получить новые права. Со всеми бюрократическими и финансовыми последствиями. Извините за беспокойство.
Леонидовы проводили его до двери.
— Скажите, а этот, что на фотографии, преступник? — спросил Леонидов.
— А как, по-вашему, можно назвать человека, разъезжающего с подложным документом?
— Я всегда говорила, что Бог шельму метит! — обрадовалась Леонидова. — Здорово он пострадал?
Илларионов не стал возражать, чтобы на ночь глядя не возбуждать в хозяевах еще большую радость по поводу того, что преступник пострадал здорово.
В какой-то из квартир работал приемник, сигналы «Маяка» оповещали о наступлении полночи. Наверняка в прокуратуре его уже ждало заключение автотехнической экспертизы. Но Илларионов уже не сомневался, что максимум, к чему может привести этот след, так это к такому же, как Леонидов, разуверившемуся в милиции владельцу.
— Да выключи ты печку, Вася! — потребовал он, сев в машину.
— Вы че это, Алексей Иваныч? — испуганно посмотрел на него тот. — Я ее воще не включал.
— Да? — оба вдруг засмеялись, чувствуя, что наступает второе дыхание.
— Ладно, тогда гони домой.
— В смысле, в прокуратуру? — уточнил шофер.
Илларионов глубоко вздохнул.
— Меня отвези домой в прямом смысле. А сам можешь ехать в прокуратуру, если у тебя там дом, — мягко, как душевнобольному, объяснил Илларионов и вдруг крикнул:
— И сигарету дай! А то ни сигарет, ни денег… чер-ртова жизнь!
15
«Дорогой Петя, поздравляю тебя с днем рождения. Желаю, чтобы на пятом десятке, который пошел с этой минуты, в твоей жизни не нашлось места подвигу», — мысленно произнес Петр, глядя в зеркало в мужском туалете на Петровке, 38. Именно здесь его застал час рождения, по рассказам матери, — 7.10 утра.
Всю ночь он мотался по городу со следственно-оперативной группой, реагируя на каждый подозрительный сигнал, способный пролить хоть толику света на филоновское дело. Серия опросов людей, знавших депутата, позволила составить представление о роде его деятельности. Некоторые заметки в блокноте убитого анализировали положение в энергокомплексе, рядом были перечислены вопросы о крестьянских хозяйствах — как раз все это обсуждалось в Думе перед его смертью…
Только сейчас Петр почувствовал, как чертовски устал. Хотелось побыть одному, подвести итоги не филоновского дела, нет — жизни, в которой нужно было что-то менять после сорока: либо вливать свежую кровь, либо прятаться куда-нибудь к едрене-фене в подполье, что в последнее время хотелось сделать все чаще и чаще. Спрятаться не от покушений, которых за последние полгода на него было два, не от телефонных угроз и подметных писем, этих неизменных спутников следовательской жизни, а от трупов, которые стали являться по ночам, от мучительного ощущения национальной катастрофы и сознания собственного бессилия.