Запретные наслаждения
Шрифт:
Женщина насторожилась.
— Месье Леграна больше нет с нами, — пояснила она. У нее был странный акцент, похоже, французский, но точно не определишь. — Я его вдова и могу ответить на все ваши вопросы.
Фергюсон не знал, что театром заведует женщина, поверенный, наверное, тоже. У внутренних дверей театра собиралась пестрая толпа: слуги, торговцы и ремесленники — а это значило, что антракт закончился. Вместо того чтобы обсудить вопросы, касающиеся его собственности, Фергюсон вынужден был озаботиться покупкой билетов. Обычно после антракта в зале мало кто оставался — публика устремлялась к другим местам увеселений. Но, по словам мадам Легран, ведущая актриса пользовалась таким успехом, что все оставались до финала.
— Мадам Герье достойно конкурирует с лучшими актрисами нашего времени, — принимая деньги, сказала она. — Вы как раз вовремя. Сейчас будет убийство Клавдия.
— Она играет Гамлета? Не Офелию? — спросил Фергюсон.
Мадам Легран кивнула и повела их в зрительный зал.
— Право, это странно. Но когда видишь ее на сцене, представить в этой роли кого-то другого просто невозможно. Она может соперничать с самой великой Сиддонс!
Не слишком ли высока похвала? Миссис Сиддонс была величайшей актрисой своего поколения. Его спутники тоже скептически покачали головами. Никто из них не ожидал обнаружить примадонну в захолустье «Семи циферблатов».
Мадам Легран провела их через дверь рядом со сценой. Оркестр, обделенный как хорошими инструментами, так и талантливыми исполнителями, учтиво затих. Как и во многих других небольших театрах, музыканты вынуждены были играть во время спектакля, превращая его в своего рода мюзикл, чтобы избежать притязаний больших театров, обладающих исключительным правом на постановку серьезных драматических произведений [5] . Мадам Легран шепнула пару слов лакею, который вынес из темного угла четыре табурета. Только усевшись, Фергюсон понял, что его удивило, — в зале было тихо. Обычно в театр ходили поболтать и обменяться сплетнями. На актеров никто не обращал внимания, но здесь все лица были обращены к сцене, где из-за кулис появился Гамлет.
5
В Англии монопольные права играть литературную драму — Шекспира, Бена Джонсона, Шеридана — до 1843 года принадлежали только двум лондонским театрам — Друри-Лейн и Ковент-Гардену.
Костюм актрисы великолепно передавал дух эпохи: напудренный парик, сюртук, короткие бриджи и обувь на высоком каблуке. Тень от всклокоченного парика падала на лицо, ажурный платок был завязан под самым подбородком. Из-под всего этого маскарада торчал кончик носа. Фергюсон внутренне приготовился к кошмарному представлению. Субтильная актриса, казалось, будет совершенно беспомощной в мужской роли. Но когда она заговорила, он понял, почему зрители были в таком восторге. Последний акт был знаком Фергюсону, ему не раз приходилось наблюдать, как в устах менее талантливых актеров реплики Гамлета над черепом «бедного Йорика» превращались в фарс. Но голос актрисы был богат, исполнен теплоты, грусти и подлинного трагизма. Легкий французский акцент не резал слух и казался естественным. Этот голос был создан, чтобы жаркими ночами шептать слова страсти, но он удивительно гармонировал с образом Гамлета, размышлявшего о Роке. Фергюсон был очарован этим голосом. Но еще больше внешностью актрисы. Даже самые смелые дамы, носившие глубокое декольте и прибегавшие к разным ухищрениям, проигрывали естественной чувственности этой женщины. Чтобы она походила на мужчину, под сюртуком были подставные плечи, но мягкие изгибы бедер, округлые ягодицы в обтягивающих бриджах выдавали ее пол. Он любовался стройными ножками, красоту которых подчеркивали светло-бежевые чулки, тонкими щиколотками и маленькими ступнями в усыпанных блестками туфлях. Жаль, что из-за этого ужасного платка невозможно было рассмотреть грудь. Даже в безумии — особенно в безумии! — Гамлет был прекрасен.
Лорд Маршам выдохнул:
— Прелестное создание, не так ли?
Фергюсон молчал, он не находил слов. Его отвлекало пробудившееся вожделение. Уже месяц у него не было женщины. После смерти отца, обустраиваясь в Лондоне, он вынужден был отказаться от плотских утех. Но теперь он не мог думать ни о чем другом.
Он замер, восхищенный игрой актрисы. Хотя сюжет был всем известен: похороны Офелии, поединок с Лаэртом, убийство Клавдия и гибель Гамлета от отравленного клинка, — когда актриса упала на сцену, обрывая свою предсмертную речь, в зале повисла гробовая тишина. Фергюсон услышал приглушенные рыдания, и даже Маршам заерзал на месте.
Занавес опустился и зал взорвался аплодисментами. Фергюсон не мог не присоединиться к овациям. Мадам Герье определенно обладала талантом, достойным восхищения. В его намерения не входило оставаться в Лондоне надолго, во всяком случае, он не планировал обзаводиться любовницей, но, случись его планам измениться, он будет искать женщину, похожую на нее. Умную и смелую — этими же чертами обладала и леди Мадлен, — но соблазнить актрису безопаснее, чем заводить отношения со старой девой. Если актриса столь же красива в платье, как и в бриджах, то, заманив ее в постель, он сделает свое пребывание в Лондоне более чем приятным.
Мадам Герье вышла на поклон. Словно выжженная земля влагу, она впитывала аплодисменты и не могла ими насытиться. Ему хотелось поймать ее взгляд, но она смотрела поверх голов, смаргивая невольные слезы счастья. Их глаза так и не встретились. Бросив в зал прощальный взгляд, она скрылась за кулисами. Но аплодисменты не стихали. Актриса исчезла так стремительно, словно бежала от чего-то постыдного. Необычное поведение для блестящей лицедейки!
Приятели встали. Никто не мог пожаловаться на выбор Фергюсона, но все торопились к игорному столу. Фергюсон взял трость и попросил друзей не ждать его:
— Думаю, в клубе вы без труда найдете четвертого партнера.
Маршам рассмеялся:
— Приглянулась мадемуазель, а?
Фергюсон дерзко и самоуверенно улыбнулся. Ему пожелали удачной охоты и, наконец, оставили одного. Он почувствовал облегчение. Всего один вечер в этой компании, и он уже сомневался, сможет ли благополучно скоротать время до замужества сестер. Если сестры не соизволят общаться с ним, ему либо придется искать общества проходимцев вроде Маршама, либо же воспользоваться привилегиями своего нового положения. Он помнил, как быстро изменилось в свете отношение к отцу, когда тот унаследовал титул.
Или он мог завести любовницу — нежную, согласную на все женщину, которая будет ублажать его, не пресмыкаясь в то же время перед титулом. Но ему хотелось не только плотских утех. Ему нужна была подруга и собеседница.
Фергюсон подумал, что мадам Герье — женщина, вполне подходящая на эту роль.
Глава 3
Спектакль закончился, но Мадлен все еще ощущала себя Гамлетом — безумным, больным принцем. Она грациозно кланялась, наслаждаясь громом аплодисментов, восторженными возгласами и слепящим светом софитов. Театр был полон упоительных звуков, которые, словно море, подхватили Мадлен и качали на волнах счастья, заполняя пустоту в душе.
Если бы об этом узнала тетя Августа, то сочла бы себя смертельно оскорбленной, Мадлен не могла бы рассчитывать на прощение. Выступать перед чернью — что может быть позорнее? Но сегодня Мадлен сильнее огорчало другое: это был последний ее спектакль. Пора было уходить со сцены, но она еще какое-то время упивалась происходящим. Выкрики зрителей, аплодисменты, даже запах разгоряченных тел, который не маскировался дорогими духами, — все пьянило и заставляло ее сердце трепетать. Она отлично понимала, почему девушки из низших сословий поддаются искушению сцены.