Шрифт:
Пролог
Когда долго и упорно к чему-то стремишься, всегда на пути встречаются подводные камни. И теперь, чтобы их обойти, приходится жертвовать самым ценным. Набираю определённый набор символов в своей программе – нули и единицы, для меня они подобны нотам в музыке, льются рекой и превращаются в рабочую строчку. С помощью этой строчки я навсегда скрою то, что может причинить боль моей семье. Навсегда затерять отрезок времени, который способен разрушить наше настоящее и будущее.
– Ты закончил? – спрашивает Роман, когда ему на мобильный приходит оповещение, что отец
На выходе мы распрощались с другом, я не заметно покинул здание, словно меня никогда там и не было.
Дома меня ждёт большой разговор с отцом. И думаю, ему не понравится моя идея, но, по крайней мере, иного выхода я не вижу. Спустя пару часов стою перед правителем, своим отцом, он приехал сюда с рабочей командировкой. Уже с порога почувствовал, что я не в духе.
– Салам аллейкам, Самир, – приветствует меня и слегка кланяется. Тоже самое проделываю и я. – Как дела в университете? – интересуется отец.
– Всё нормально. Остался последний рывок.
Башир улыбается, потирает руки, наконец, сможет передать право главенства сыну, которым теперь я вынужден пожертвовать.
– Есть разговор, – начинаю я, отец внимательно рассматривает меня, затем кивает головой, чтобы я продолжил, – Я отказываюсь от трона. – Произношу чётко и резко. Отец уставился на меня, словно видит впервые.
– Что ты сказал? – говорит не спеша, но в вопросе уже заложена угроза. – Ты не посмеешь этого сделать, Самир.
– Теперь посмею, – настаиваю на своём, затем достаю из сумки флешку, на которой та самая строчка, скрывающая все тайны отца.
– Что это? – спрашивает у меня, в глазах презрение, но моментом проскальзывает любопытство. Отец никогда не одобрял моей профессии, хотя сам по уши связан с ней.
– То, что было в скрытых файлах Верховского.
Отец бледнеет на глазах, кажется, даже растерялся, садится на стул перед рабочим столом, дыхание сбивается. Испугавшись его нынешнего состояния, мигом отказываюсь возле него, подаю стакан воды, тот залпом его выпивает.
– Какого чёрта, да простит меня Аллах, ты делал в компании Давида? – отец пришёл в себя, уставился на меня, на лице отображаются страх, смешанный с удивлением.
– Дело наметилось, – просто отвечаю и вновь подаю воду. Отец отказывается от неё, что-то лихорадочно соображает. Но нашу частную встречу нарушает вошедший кузен. Весь светится, словно нашёл янтарную комнату, затерянную во времени. Походка вальяжная, слишком самоуверенная.
– Почему без предупреждения, – отец встаёт с места и зло смотрит на Бахтияра, я также стою возле отца, сложил руки на груди, мы оба ждём от кузена ответа.
– А где же приветствие? – с ухмылкой поддевает Бахтияр моего отца.
– С чем пожаловал? – теперь уже я задаю ему вопрос. Кузен оценивающе прошёлся по мне, кивнул в ответ, затем достал несколько бумаг и швырнул на стол отца.
– Вот с чем.
Мы с отцом переглянулись, но всё-таки что-то почувствовали оба, холодок пробежался по спинам, предупреждая о надвигающейся бури. Отец взял документ, прошёлся по нему взглядом, по его поведению стало ясно, Бахтияр смог выведать то, с чем пришёл я сам.
– Твои условия, – коротко проговорил отец,
– Трон.
С этой минуты начинает действовать наш договор: право первенства за молчание Бахтияра.
Глава 1
Самир.
– Ты готов? – спрашивает у меня механик, тем временем я уже сижу в автомобиле и надеваю шлем.
– Да, готов, можете запускать таймер.
Механик стучит по колесу, давая знак, что отсчёт начинается, я нажимаю педаль газа до упора, держу крепко руль, потому что тот от визга и вибрации шин начинает трястись. Стрелка спидометра моментально подскакивает к шести тысячам оборотам, машина трогается с места, оставляя за собой приличный след от протекторов.
– Хороший старт, – слышу в наушниках одобрение своего механика, – Задницу немного повело в сторону, но ты, Самир, молодец, удержал коня в стойле.
Я же молчу, никак не комментирую. Во мне бушует ураган, чувства нахлёстывают друг на друга, и теперь неясно, как с ними бороться. Скорость приближается к критической отметке, но я все равно продолжаю давить на газ, выжимая из машины все лошадиные силы, которые были заявлены в технических характеристиках. В мыслях до сих пор образ Амины, танцующей на сцене среди девушек. Не знаю, как охарактеризовать свои противоречивые ощущения: девушка не принадлежит мне, и я не имел никакого права заявлять на неё права, тем более в присутствии Бахтияра. Братец уверен, что в его положении ему всё доступно, любая женщина, на которую он успел положить глаз. Но только, он ошибается на этот раз, Амина не из тех девушек, которые должны прислуживать такому бессердечному гниде, как он. Мысленно возвращаюсь во вчерашний вечер, образы детально воспроизводят каждое движение её тела, заставляя меня нервничать, хотя я практически не знаю её.
Моя семья была приглашена на благотворительный аукцион, посвящённый одному известному художнику Василию Уварову, его картины настолько произвели фурор среди местной элиты, что те попросили устроить аукцион, где могли бы выкупить авторские работы. На одной из таких картин был эпизод, написанный маслом, в нем отображалась пустынная красота, обладающая притягательным свойством. Я стою перед этой работой, казалось бы, сплошные пески и холмы, но то, как господин Уваров передал вдали предстоящую бурю, будоражит мои чувства, заставляя каждый волосок встать дыбом. Кровь ощущает свои древние корни – кочевников, странствующих в этих долинах.
– Понравился шедевр? – позади себя слышу до боли знакомый голос, который узнаю, даже, если глаза будут повязаны материей. Оборачиваюсь и приветствую своего старого друга Макса Бесова.
– Салам алейкум, Максим, – слегка кланяюсь, как это принято у нас. – Какими судьбами тебя привело на торжество.
Максим ухмыляется, снова обращает внимание на картину, тоже что-то выискивает. Но чувствую, что друг напряжён. На нем смокинг – весь в чёрном, под стать своим бездонным черным глазам, ведь не зря ещё в компании ребят-коллег получил прозвище "бес", не столько по фамилии, сколько по необузданному характеру, снаружи молчаливый, но внутри, один чёрт знает, что творится у него внутри.