Запретный город
Шрифт:
— А почему ты в братство не просишься?
— Лета не те, да и ремесло мне по душе. А кузнецу есть место только среди помощников.
— Разве это справедливо?
— Таковы уж законы Места Истины, и, знаешь, я доволен своей участью — честно. И ты, если дурака валять не будешь, на мою дорожку ступишь.
Жар вышел из кузни и отправился проверять, как выполняются указания гончара Бекена. Вот уже несколько недель он жил в поселке и за это время приобрел вкус к своему неблагодарному труду, который заключался в том, чтобы следить за качеством воды, рыбы, мяса, овощей, дров, за чистотой выстиранного прачечниками белья и за прочностью
«Те, что вовне», именовавшиеся также «теми, что носят» и «теми, что обременены», скоро поняли, что молодой человек не склонен прощать любые проявления бестолковости или ловкачества. Женщины, собиравшие плоды, стали тратить куда меньше времени на болтовню, а привалы на долгом пути караванов в селение, с выпивкой и разговорами, случались теперь у вожатых этих караванов много реже. Жар ужесточил требования к рыбакам и садовникам и лично снимал пробу со свежеиспеченного хлеба. В первые дни он просто швырял скверный хлеб на землю и слышать не хотел ни про дрянную муку, ни про сырые дрова; после такой взбучки пекарь не имел права повторять прежние ошибки, и со временем он даже научился баловать ремесленников медовыми пряниками и миндальными пирожными.
Жар не раз отправлялся вместе с пастухами на заболоченные земли, где и травы росли погуще, и скотина нагуливала вес побыстрее, и хорошо ему было среди этих грубоватых людей. Он привык, готовясь к ночлегу в камышовом шалаше, вслушиваться в их горестные разговоры, понял, почему пастухи так боятся крокодилов, мошкары и гнуса, но все же не стал к ним более снисходительным. Трудности трудностями, но это не причина день напролет наигрывать на дудочке да дрыхнуть подле своих собак. И все же отношения как-то налаживались, и взаимного понимания и даже сочувствия становилось все больше, но, главное, его слушались.
Тем не менее, шагая к мясницкой, Жар знал, что на этот раз его, быть может, ждет провал.
Коротко стриженный старший мясник щеголял в кожаной набедренной повязке с ножом и точильным камнем на перевязи. Этот Дес теперь вызывающе бездельничал, пока его подчиненные ощипывали гусей и уток, чтобы потом выпотрошить, засолить и подвесить очищенные тушки на длинном шесте или же закупорить белое мясо в больших глиняных сосудах для длительного хранения.
— Доброго здоровья, Дес. Занемог?
— Отдыхаю. Тебе-то что?
— Утром привезли газель и быка. Котлы разогреты, но пусты. Почему в них нет мяса? Ты же должен был его нарубить?
— С руками у меня неладно.
— Покажи, что там у тебя с ними.
— Ты что, целитель?
— А ну покажи руки!
— Хочешь мяса — руби его сам.
Жар выхватил кремневый нож у одного из мясников и надрезал левую заднюю ногу быка в соответствии с обрядом. Это делалось для того, чтобы приносимое в жертву животное по своей доброй воле отдало свою силу тем, кто будет употреблять его в пищу.
Кровь, наполнившая подставленную чашу, была чистой. Жар вставил лезвие ножа между суставами, перерезал сухожилия, выбрал куски получше и передал мясо на кухню. А бычья печень считалась ценным и почетным блюдом, и Жар был согласен с этим.
— Я не такой ловкий, как ты, Дес, но мастеровые сегодня подкрепятся как следует.
— Рад за них.
Мясник отправил в рот кусок сырого мяса и начал его жевать.
— Один вопрос остается: ты-то здесь зачем?
Мясник смерил юношу ненавидящим взглядом.
— Ты мне тут показывать вздумал,
— А с чего это ты решил давать себе поблажки? Годами потакаешь своим прихотям. Бекен мне говорил, что ты был одно время начальником помощников. Верни себе былое положение и верно служи Месту Истины.
Все другие мясники, рубильщики мяса, повара и поварята бросились врассыпную, от греха подальше. Зная нрав старшего мясника, они боялись самого худшего. И не захотели стать свидетелями неизбежной драмы. Привяжутся: давай показания! А если Десу насолить, пусть невзначай… потом не поздоровится.
Мясник поднялся во весь рост. Он был чуть поменьше своего противника да и сбит не так крепко. Но бугристые плечи и раздувшиеся предплечья не сулили недругу ничего хорошего. А ведь был еще и нож, уже перекочевавший в его здоровенную лапищу.
— Вот я сейчас жилы тебе перережу, не побегаешь больше! А как обессилеешь, так и народ донимать не сможешь.
Жар отшвырнул нож, который держал в руке.
— Дурачок! Вздумал отбиваться голыми руками!
Совсем уже разъярившийся Дес рванулся к врагу, нацелив острый клинок ему в живот, однако Жар увернулся, когда нож был всего лишь на волоске от его тела. Пролетев вперед, увесистый мясник не успел вовремя развернуться, и Жар, схватив его за руку, сначала так ее выкрутил, что заставил противника выронить нож, а потом так сдавил Десу горло, что тому стало нечем дышать.
— Решай, Дес: или ты уважаешь правила, которым все подчиняются, или я тебе шею ломаю. Гляди, ерунда какая: несчастный случай в мясницкой, той самой, за которую ты всецело отвечаешь. Ну, подумаешь там, со смертельным исходом.
— У тебя… кишка тонка!
Дышать стало совсем уж нечем.
— Пусти… Согласен!
— Слово даешь?
— Даю!
Освобожденный от недружеских объятий, мясник рухнул на колени и поспешил всосать в себя весь тот воздух, который перед этим недобрал.
— Есть хочу, — крикнул Жар работникам, которые уже поняли, что гроза миновала, и теперь понемногу возвращались на свои места. — Приготовьте-ка мне кусок мяса получше.
30
Дочка после того, как Абри отхлестал ее по щекам, взревела, потом завыла и убежала в покои матери — прятаться. Такой разнос Рамсес Великий ему устроил, да на людях! И ведь подчиненные его там были, в этом зале приемов, и те, с кем рука об руку трудишься… Вот уже сколько дней минуло, а главному управителю западного берега становилось все горше, любая мелочь выводила его из себя, и на орехи доставалось и подчиненным, и домочадцам, и не только прислуге, но и самой близкой родне. Но в ярость его повергали не случайные мелкие происшествия: управитель в ужасе ждал указа, отстраняющего его отдел. Что тогда? Он — заурядный писец. И прощай поместье, все расходы по содержанию которого и по оплате сонма услужливых носильщиков и прочих ревностных слуг несет казна: оно вместе с его должностью перейдет другому сановнику. И все будут глядеть на него сверху вниз и посмеиваться у него за спиной, а то и насмехаться прямо в лицо. А те, кто пока еще только таят на него обиды, станут мстить. И у кого искать заступничества? А жена? Поддержит в трудную минуту? Ага, как бы не так. Избалованная бездельница, лишившись привычной роскоши, рассвирепеет и потребует развода.