Запретный мир
Шрифт:
В толпе врагов Растак не видел старого Пуну, но знал, что он там, и знал, что вождю Соболей остались считаные мгновения, чтобы скомандовать отход, а уж потом… Противник отобьется в лесу, отбросит атакующих, дождется ночи, когда воинам Земли будет трудно сохранить боевой порядок, – и ударит разом со всех сторон. Пуна упрям: своих положит без счета, но и чужим не даст уйти живыми…
Строй растянулся, еще сильнее загибаясь правым крылом, заходя Соболям уже не в бок, а в спину. И в этот момент у вождя сладко застучало сердце, словно у несмышленого мальчугана, когда отец впервые дает ему подержать настоящий медный меч взамен игрушечной деревяшки: вместо того чтобы искать
Прорваться, продраться сквозь кажущийся несокрушимым строй врагов, разметать их направо и налево, найти Дверь, вызвать подмогу и с ее помощью перебить людей Земли, как оленей… И снова под стоголосый вопль ярости зазвенела медь о медь, глухо задолбила о твердую кожу обтяжки щитов, визгливо заскользила по набитым бляхам, ища добраться до человечины и напиться вволю. Приняв на себя главный удар, центр строя разом прогнулся, словно невиданный лук. Но не прорвался: в центре, ревя, словно разбуженный зимой медведь, прикрываемый с боков Юр-Риком и Хукканом, сражался богатырь Вит-Юн, и его чудесное оружие, взлетая и опускаясь, мололо врагов, как тяжелый пест в сильной руке мелет зерно в деревянной ступе.
– Левое крыло – отходи-и-и!.. – надсаживаясь, закричали разом Растак и Хуккан.
Кто в горячке прежних битв услышал бы непонятную команду, а даже и услышав, стал бы ее исполнять? Почему надо отходить как раз тем, на кого враг ломит не так сильно? Наоборот, надо ломить самим!..
Так и случилось бы, не будь долгих упражнений на ближнем пастбище, не прикажи Растак после памятного разговора с Юр-Риком старательно перенимать невиданные приемы боя, придуманные в Запретном мире. Теперь же левое крыло попятилось, выпрямляя строй, лучники оттуда опять подались в центр, сбросили со спин щиты и взялись за топоры, укрепляя опасно поредевшую вторую линию. Одновременно правое крыло усилило натиск. Фаланга медленно разворачивалась.
Чего угодно ожидал от врага Пуна – но не этого! Несокрушенный (и сокрушимый ли?) небывалый строй воинов Земли пропускал вопящую толпу детей Соболя мимо себя, прямо к невидимой Двери! Да в уме ли Растак? Или его голова одурманена злыми духами, что, по слухам, подсказали ему сначала приютить у себя пришлых из Запретного мира, а теперь начать бесполезную и бессмысленную войну?! Худо народу, у которого вождь не знает, что делает!..
Убавившееся в числе, но еще грозное войско Соболей, бросив бесполезно долбить медью о гранитную твердь фаланги, слитно потекло мимо, боронясь редкой щетиной уцелевших копий, опасаясь каверз коварного врага. Вырвались – и огласили поле воплями торжествующей радости. Отступая попятным шагом, иные оборачивались и с издевкой приспускали штаны – нате вам, друзья-соседи! Съели? Дверь – наша, и сейчас вы у нас запоете совсем другим голосом…
Фаланга развернулась окончательно. Теперь еловая роща осталась за спиной, в одном перестреле впереди воины Соболя образовали неровный оборонительный полукруг, за которым их чародей спешно искал Дверь, а еще дальше кровавела последними лучами заката верхушка скальной стены. За спиной Соболей больше не было спасительного леса.
Фаланга, состоящая теперь всего из одной полновесной шеренги да десятка не оставивших строя легкораненых во второй, медленно двинулась вперед. Половина воинов держала наготове луки, которые так легко бросить, подобрав взамен любое копье из тех, что в изобилии валяются на месте первой сшибки…
– Посма-атрива-а-ай! – взревел Растак.
Вовремя. За темным полукружьем врагов кто-то вздел руки, и воздух перед чужим чародеем очень знакомо помутнел и задрожал.
– Бей!!!
Тявкнули разом десятки тетив, свистящей стаей понеслись стрелы. Видно было – кто-то из Соболей метнулся к колдуну, пытаясь в последний момент прикрыть его хотя бы собой…
Не успел. Поднятые руки опустились, как подрубленные. Мутное дрожащее пятно пропало. Единодушный крик боли и ужаса, исторгнутый Соболями, отразился от скальной стены и пошел гулять среди безразличных ко всему гор. И сейчас же оборонительный полукруг, в единый миг вновь превратившийся в вооруженную толпу, рванулся навстречу стене щитов – в последнюю отчаянную атаку, уже ничего не решающую в судьбе племени Соболя…
Нахлынули яростно, не щадя себя – и так же отхлынули, остудив боевой порыв о непробиваемую стену. Третья атака оказалась самой короткой и не стоила воинам Земли ни одного убитого. Надломленный враг еще огрызался, но уже отступал, вернее, бежал перед фалангой, также пустившейся бегом. Крылья ее опять загибались вперед, оставляя Соболям только один путь бегства. Очень короткий путь. Всего лишь до подножия неприступной скальной стены.
Среди чужих мертвых и раненых Растак нашел одного, одетого не в обычный боевой кожан с нагрудными бляхами или без, а в расшитый балахон, увешанный амулетами. Чужой чародей, битый тремя стрелами в грудь, живот и шею, еще жил, царапал пальцами каменистую землю и трудно, хрипло дышал. Такие не выживают, но все-таки…
Вождь подманил к себе ближайшего воина, указал на раненого:
– Этого – добить. Его одного.
Глава 20
…Безнравственная тварь!
Теперь твое я вижу направленье!
Скарр проснулся от непривычной свежести воздуха и понял, что в землянке погас очаг. Вроде бы и немного тепла давали рдеющие угли, больше дымили, чем грели, но все-таки это было тепло, необходимое старым костям даже летом, блаженное тепло, прогоняющее волглую сырость, убаюкивающее ноющие боли в ногах. Старик зазяб под одеялом из шкур, недовольно поворочался, подтянул к подбородку острые колени и минуту спустя понял, что уснуть вновь ему уже не удастся. Тогда он открыл глаза и хрипло позвал:
– Юмми…
Землянка была пуста. Юмми не было и, судя по остывшему очагу, не было уже давно. Куда же она могла подеваться? Последнее время не отлучалась надолго, чаще сидела в землянке тихо, как мышь, думала о чем-то своем, неохотно отвечала на расспросы, но не забывала ухаживать за дедом, поэтому было сытно и тепло. Что случилось сегодня?
Он позвал снова:
– Юмми, внученька…
Сказал с трудом и сам удивился, как вообще сумел выговорить такое. Какая она внученька? Внук, вернее, правнук. Будущий чародей племени Земли… если все пойдет как надо. А это, по правде говоря, еще неизвестно.
Вчера он потратил битый час, пытаясь образумить глупую девчонку. Вот помрут чужаки, тогда все само как-нибудь образуется, а пока… Растак неглуп, но гневлив, в ярости он способен поднять руку и на чародея, и на ученика. Да что там руку – прикажет воинам вздеть обоих на копья, вот и вся недолга. А воины злы… И потому место Юмми не здесь, нынче же ночью она должна обмануть сторожей и бежать к Соболям или Волкам, пересидеть там тревожное время. Хотя… о чем это она говорила третьего дня? Сторожей больше нет? Тем лучше. Это еще не значит, что гнев вождя иссяк, Растак умеет быть коварным, это значит лишь, что бежать будет легче…