Заратустра
Шрифт:
А вскоре односельчане заметили, что на их алтарь не надо подкладывать дров: огонь горит сам собою, не угасая ни днем ни ночью.
Жена Фрахимравана родила девочку, которую нарекли Дукдауб. Итак, Фрахимраван — имя деда Заратустры по материнской линии.
Дэвы и сам их покровитель Ангро Майнью задумали сжить Дукдауб со свету до того, как она станет матерью пророка: они знали о ее высоком предназначении.
Когда девушке исполнилось пятнадцать лет, они наслали на ее родное село одновременно три бедствия: невиданно холодную зиму, страшную болезнь — чуму да еще разрушительный набег кочевников. А жителям внушили лживую мысль, что Дукдауб колдунья и что все несчастья произошли из-за ее злой ворожбы.
Охваченные безумием, соседи, поверив этим измышлениям, изгнали прочь семейство Фрахимравана. Дукдауб горевала и винила себя. Но однажды во время молитвы она услышала Голос:
— Не горюй о том, что потеряла дом и кров, о юная Дукдауб. Вскоре ты обретешь новую родину и прославишь ее навеки.
Наконец, после долгих скитаний бездомное семейство достигло богатых обширных владений Падирагтараспа из рода Спитамы. Молодой сын хозяина, Порушаспа, увидел девушку и сразу влюбился в нее. Вскоре сыграли свадьбу. И Дукдауб родила двоих сыновей — это были обычные мальчики, здоровые и веселые…
Все это происходило на земле, среди людей, но легенда гласит, что и на небесах готовились к великому событию. Ведь истекали три тысячи лет, отпущенные Ахура Маздой на Эру Смешения Добра и Зла, и вот-вот должно было начаться их Разделение.
— Заратустра не может родиться точно так же, как остальные, — молвил Благой Дух, призвав к себе Бессмертных Святых, Амеша Спента. — Ведь в нем соединятся две сущности — божественная и человеческая. Его устами я сам буду говорить с людьми, и он станет первым пророком маздаяснийской веры.
Тогда Бессмертные Святые нашли стебель волшебного растения Хаомы длиной в человеческий рост и поместили в него фраваши будущего пророка, а Хаому положили в птичье гнездо на берегу Дареджи. Птицы обрадовались: с этого дня змеи перестали заползать в гнездо и поедать снесенные яйца.
Там, высоко на дереве, и нашел Порушаспа заветное растение, принес домой и выжал из него сок — так он стал четвертым жрецом Хаомы.
Капля за каплей сочилась золотистая жидкость в чашу, а в это время на окрестные луга точно так же, капля за каплей, проливался благодатный, волшебный теплый дождь.
Растения напитались этой живительной влагой, а шесть молодых белых телок с желтыми ушами, которые паслись на лугу, насытились сочными травами. И к вечеру у двух коров, не покрытых и не телившихся, вымя наполнилось молоком.
Дукдауб по приказанию мужа подоила коров, и Порушаспа смешал молоко с Хаомой. Получился чудесный пьянящий напиток, любящие супруги вместе выпили его и возжелали друг друга.
Они слились в объятиях, лаская друг друга и мечтая зачать еще одного, третьего ребенка. И не знали, что светлая сущность Заратустры уже вошла в их тела вместе с волшебным хмельным питьем и что их следующее дитя окажется необычным.
Вдруг им показалось, что кто-то посторонний подсматривает за ними. Смутившись, мужчина и женщина отпрянули друг от друга. Но никого не было поблизости.
Так повторялось три раза — и трижды супруги размыкали страстные объятия. Они и не думали, что вовсе не люди, а злобные дэвы хотят помешать зачатию их третьего ребенка.
— Не смей прикасаться к этой женщине! — нашептывали они. — Отдались от нее!
Наконец, Порушаспе надоело это бормотание. Больше не обращая внимания на помехи, он крепко прижал к себе желанную Дукдауб и уже не отпускал ее…
…До сих пор существует поверье, что дети, рожденные в любви, вырастают особенными. Теперь это подтверждено научными и медицинскими исследованиями. И лучше всего для ребенка, если любовь родителей гармонична: сочетает в себе и духовную, и физическую ипостаси.
Так же относится к любви и Авеста. Распутство, по авестийскому закону, считается большим грехом, однако и аскетизм это гуманное учение не только не приветствует, но и осуждает. Авестийскому своду нравственных законов чуждо всякое ханжество.
Поскольку в Авесте нет понятия первородного греха, то нет и презрения, осуждения в отношении к телесным радостям, в том числе эротическим. Наоборот, они считаются благим, богоугодным делом, как и все то, что делает человека счастливее. А если кто и отнимает у юноши и девушки взаимное любовное влечение, так это прислужники Зла.
Если двое, полюбив, решили создать семью, то пусть они будут верны своему избраннику, и пусть наслаждаются друг другом со всей полнотой…
«Ведь неудовлетворена та земля, которая долго лежала невспаханной, которая должна бьпь вспахана пахарем, желающая для этого хорошего от поселянина, так же как молодая женщина, хорошо сложенная, которая долго ходит бездетной, желающая для этого хорошего от мужа» [27] …
27
Перевод Э. А. Грантовского.
Заратустра был зачат и рожден в любви, и жизнелюбивая вера, которую он будет проповедовать, окажется насквозь проникнутой любовью…
Ангро Майнью и его прислужникам не удалось предотвратить рождение Заратустры. И тогда они задумали убить новорожденного малыша.
Эту черную миссию поручили колдуну Дурасробу, жившему неподалеку от дома Порушаспы. По странной иронии судьбы злой колдун — карапан носил то же имя, что и один из далеких предков пророка (в десятом колене).
Злодей как раз размышлял о том, как ему проникнуть в дом Порушаспы, и вдруг, к радости своей, увидел: отец сам несет к нему запеленутое дитя! Оказалось, что Порушаспе не давал покоя смех малыша и слова, произнесенные им при рождении, и он решил посоветоваться по этому поводу с человеком, слывшим искусным толкователем всяких загадочных явлений
Вместо того чтобы рассказать молодому отцу всю правду, Дурасроб потянулся к ребенку, чтобы «раздавить лапами его нежную головку» (именно такой «дэвовский» лексикон используется в Авесте для описания всевозможных злодеев как человеческой, так и не человеческой природы). И тут же колдун отдернул лапы: высшие силы не дали ему прикоснуться к детскому тельцу.