Заре навстречу
Шрифт:
— А вот посмотрим! — угрожающе заявил Мопастырев.
— Значит, вы придете на собрание?
— Чтобы только усмехнуться им в рожи, да, — гордо заявил Василий Северьянович.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Собрание все-таки решили проводить на квартире у Асмоловых, так как жители двухэтажного дома наотрез отказались прийти в лачугу к Полосухиным.
Редькин кричал на Полосухина:
— Со своей табуреткой ступай! На своей тверже, надежнее. А то подсунут стул
Что значит простого звания? Сам говорил: брючник. Теперь рабочий класс правым плечом арш, и боле никаких гвоздей!
Но сам Редькин тоже испытывал тревожное волнение.
Бреясь перед зеркалом, он словно проверял для собрания разные выражения лица. Угрожающе таращил чернее глаза; супил хохлатые брови; откинувшись, держа зеркало в руке, иронически усмехался; проводя ногтем большого пальца по усам, многозначительно мычал «м-да»; сощурившись, напрягал мускулы лица, произносил яростно:
— Нас словцами не возьмешь!
Капитолина насмешливо наблюдала за супругом.
— Знаю, почему рожи тигриные корчишь, все знаю. Вот погоди, Мартын, вынесут из нашего дома станок, узнаешь, как других людей утеснять.
— Подавай костыли новые, с резинками, корова! — требовал Редькин.
— Ага! Наряжаешься, — торжествовала Капитолипа, — стесняешься по барской квартире об пол палками грохать.
Жильцы с заднего двора толпились возле парадного крыльца, никто не решался войти в дом первым. Все они принарядились, как для праздника, и с достоинством разговаривали на самые отвлеченные темы.
Истощенный, с глубоко впавшими глазами и землистым цветом лица, согбенный Полосухин, одетый в новую поддевку, сшитую из разных лоскутов, шептал угрюмому литейщику Пантелею Фоменко:
— Ежели из кастора человек шубу строит, то и внукам ее не сносить. Надежное суконце, на века. А на брюки солидный заказчик диагональ брал. Эту матерь сожмешь в горсти, а она потом все равно, как пружина, фукнет. Лодзинский товар видом обольщает, а естество в ем слабое. Нет к нему моей рекомендации, нет…
Коноплев рассказывал, как надо усы растить. У кого волос жидкий, те припарки на губу делают или скипидаром мажут. Когда ус в моде, хошь не хошь, а уход требуется.
Поглаживая суставом указательного пальца рогообразные, плотные, тяжелые усы, произносил хвастливо:
— У меня-то волос ничего, крепкий, он сам по себе идет.
Скорняк Бугров, согласно кивая головой, вставил вежливо:
— Насчет волоса я так понимаю: в нем красота. Но одной природы недостаточно. Ежели ость нещипанпая — это простая шкура, а ежели щипанная, выработанная, то мех. Я из простой собаки могу енота изготовить, дай только краситель подходящий.
Женщины, собравшись отдельной кучей, почтительно слушали прачку Наталью Егорову.
— Бабыньки, надо нам свою теплушку на реке сколотить, а то заколеем на ветру, белье полоскавши. Петухов, который свою теплушку держит, с корзины двугривенный берет. Разве такое осилишь? Кухарки с богатых домов могут поднять, а мы, значит, на коленках у открытой всем ветрам проруби стынь. А потом ревматизмом всю
После того как на второй этаж пичупгаского дома поднялись жильцы флигелей, жители заднего двора с озабоченными, строгими лицами чинно последовали за ними.
В прихожей их встречал инженер Асмолов. Потирая узкие белые руки, он бормотал:
— Прошу, пожалуйста, — и указывал рукой на двустворчатую дверь.
Жители заднего двора складывали верхнюю одежду в угол прихожей, на пол, и только один Редькин решительно повесил шинель на вешалку пз оленьих рогов рядом с хорьковой шубой Залесского.
В гостиной, как в театре, ряды новых венских стульев и толстые, коротконогие, мягкие кресла у стены. На диване стоял прапорщик Хопров; презрительно скривив рот, он смотрел на входящих зеленоватыми, холодными, скользкими глазами. Волосы его были напомажены, расчесаны на пробор, на кителе блестелп погоны и Георгиевские кресты. Обшитые желтой кожей обрубки ног опирались о диванные подушки, а култышки рук были распростерты вдоль спинки дивана. Он курил папиросу в длинном мундштуке. Супруга, как всегда в парадные дни, одетая в форму сестры милосердия, держала большую розовую раковину, которую изредка подносила к подбородку Хопрова, чтобы тот стряхивал в нее пепел.
Фпногенов сладеньким говорком вещал Асмоловой:
— Интересуясь древностями, а также путями жизни наших пращуров, могу сказать утвердительно: во все времена от черни властители испытывали одно беспокойство.
Но мудростью своей старинные мужи простой народ в страхе держали. Так, колесование было весьма полезное изобретение для внушения скромности страхом. У меня, знаете, в коллекции любопытный предмет имеется: древняя воронка из крепко обожженной глины. Многозначительный предмет. Через нее совратителям умов в рот расплавленный свинец лили.
— Какие ужасы вы рассказываете!
— Не говорите, приспособление правильное и, скажу, гуманное. Лучше одному в пасть свинца налить, чем посовременному многим из пулемета в разные места.
Илюмскпй, чистя ногти спичкой, поглядывая исподлобья на собравшихся, шепотом говорил Асмолову:
— Галоши я свои, извините, к вам в спальню отнес.
Уведут. Не успеешь опомниться. Хотя в них медными буквами и обозначены мои инициалы.
Чишихин, сидя рядом с дочерью, говорил, озираясь:
— Ты, Наташа, на офицера не оглядывайся, а то судруга его скандал сделает. Сиди себе смирненько.
Сестры Устиновы шумпо выражали свое удовольствие:
— Это так замечательно придумали — собрание! Мы все должны обязательно общаться.
— Можно даже устроить домашний концерт в пользу нуждающихся.
Воскресенский, усадив жену, бледную, тихую, с полузакрытыми глазами, суетясь возле нее, спрашивал:
— Тебе, Леночка, удобно? Ниоткуда не дует? — и, ежась, говорил со счастливой улыбкой: — У французов тоже домовые комитеты были во время их революции.
Это у нас, выходит, преемственность чисто французская.