Зарницы смуты
Шрифт:
Повозка подскочила на очередном бугре, боль пронзила сдавленную голову. По виску потекла тоненькая багровая дорожка, спустилась на щеку… Кукловод нервно стер кровь рукавом, всхлипнул. Он ждал дня, когда они доберутся до Лей-КванЧи. Дальше терпеть не было сил, и даже смерть казалась избавлением.
На очередном привале его вытащили из повозки и загнали в реку. Маги сняли обруч, правда, тут же заставили выпить кружку терпкой настойки бело-серого цвета. Она одурманивала почище халифатских наркотиков. В воспоминаниях остались лишь обрывки: как бултыхался в холодной реке, смывая
А дальше и эти обрывки сменились чернотой. Кукловод оказался в плену у изломанной, искаженной реальности мира духов. Странный напиток на время лишил его рассудка, и большую часть дороги Валиадо провалялся на полу фургона, пуская пену изо рта и глядя в темно-коричневый потолок. Что он видел во время болезненного забвения — загадка. Но… последствия транса оказались совершенно неожиданными.
Сейчас можно рассуждать: опрометчиво ли поступили маги, опоив Валиадо зельем? Думаю, что однозначного ответа не существует. Сложно сказать, как повлияло это на дальнейшие события. Известно лишь одно — с тех пор он видел нечто такое, что человеческому взгляду недоступно. Будь ты хоть самым могущественным магом в Каолите…
Пришел он в себя посреди небольшого лагеря, в незнакомом лесу. Какой-то человек в белой сутане плеснул ему водой в лицо, обтер мягкой тканью, что-то проговорил. Валиадо попытался сесть, но завалился на бок. Мир померк, растерял краски. Язык распух и с трудом помещался во рту, жажда иссушила горло, кукловод не мог говорить, только хрипел.
— Ты с ума сошел, Доро'Эш? — кричал кто-то. — А если бы я его не откачал? Ты бы привез в столицу закоченевшее тело грязного кукловода?
— А что такого? — в знакомом, ненавистном голосе мага проступило смущение. — Разве он настолько важен, Риасс?
— У него редкий дар, остолоп ты этакий! — выпалил незнакомец. — Откуда тебе знать, где он обучился управлять им? Боги… да он же может вообще не знать, что у него дар!
— Но куклами-то управлял, — огрызнулся Доро'Эш.
— При чем здесь куклы? Это разукрашенные деревяшки в цветных тряпках! Речь идет о людях, мой дорогой друг.
— Людях… — задумчиво повторил маг. — Я об этом подумал, едва увидел, как куклы слушаются его мыслей. Поэтому на него надели обруч, а потом опоили настойкой.
— Обруч — это страшное дело. Ты ведь и сам его нашивал, правда? — усмехнулся Риасс. — Очень сомнительная радость, наверное.
Немного пришедший в себя кукловод почувствовал, как воздух вокруг него сгущается. Доро'Эш был взбешен:
— Будь ты хоть трижды императорским лекарем, я никому не позволю меня оскорблять! Я — ренегат! И обруч схлопотал только из-за клеветы плененных собратьев. Если еще раз посмеешь намекнуть на мое происхождение… клянусь снегами Фростдрима, Риасс, я вспомню искусство былых лет.
— Успокойся, прошу тебя, — в голосе Риасса появились опасливые нотки. — Моя смерть не принесет тебе облегчения, зато неприятностей — сколько угодно.
Они еще долго разговаривали над неподвижным телом кукловода; тот лежал тихо и внимательно вслушивался в каждое слово. Было решено, что отряд двинется прямиком в Клэйтон Бриж. Валиадо должен предстать перед Трибуналом, чтобы там решилась его судьба.
Как ни увещевал Риасс колдуна-ренегата, тот слушать не стал и поступил по-своему.
Старый целитель лишь грустно смотрел, как безжалостная медная полоса вновь замыкается на затылке кукловода. Тот, в свою очередь, по-собачьи глядел в лицо Риассу. Хотя в душе не надеялся на помощь, но…
И вновь дни потянулись чередом. Мрачные, дождливые, подернутые дымкой постоянной боли и лишений. Валиадо все чаще стал проваливаться в тревожный, прерывистый сон. Он видел смутные тени, далекие страны, где из земли выглядывали черепа и кости. Их было так много, что сердце замирало. Приходили видения еще более странные. О севере, о ледяных пустынях, черных скалах и голубом огне, что горел в их недрах. О свече над морем, которую задула тень. Орды мутантов, разбегающихся по дальним уголкам обжитых земель. Рассыпающийся в прах Легион… радость защитников Бодхардума, их песни и пляски…
Зловонные болота…
Знамя Каолита, что реяло над полем боя…
После встречи с Риассом многое изменилось. Кормили хорошо, обращались тоже терпимо. Никто не говорил грубых слов, не издевался и уж тем более не бил. Объяснение такому странному поведению гвардейцев нашлось довольно быстро: никто не мог предположить, кем в конечном счете станет загадочный кукловод. Висельником или студентом университета.
Воины вообще вели себя достойно. Отцы и деды многих из них бились под объединенным знаменем во времена Бури, побывали на берегах Фростдрима, многое повидали и пережили. Им не было чуждо слово «честь».
Ренегат относился к нему с подозрением, маги — с опаской. Их единило другое — они видели в нем шпиона Фростдрима, врага, которого следует вздернуть на ближайшем дереве.
Шло время, менялись земли за решетчатым окном повозки, менялся и Валиадо. Боль, страх, злоба и наркотическое забвение изломали его.
Они приближались к столице Каолита, и это чувствовалось.
Тракт стал шире, на нем свободно могли разъехаться четыре телеги, вместо утоптанного грунта колеса стучали по ровным базальтовым плитам, за которыми рьяно ухаживали орры.
Не единожды на дороге встречались конные разъезды, на вершинах невысоких холмов виднелись сторожевые башни, а кое-где — и настоящие заставы, обнесенные частоколом. Но Валиадо редко смотрел в окно. Его больше интересовало содержимое собственной головы: мысли, чувства, тайные видения. Они редко оставляли его даже днем, а ночью заполняли все пространство маленькой темницы.
Клэйтон Бриж встретил их гулом голосов, букетом запахов, грохотом строящихся домов, стойким запахом ила и завесой из пыли. Здесь еще не возвели крепостную стену, не было казарм и оружейных. Три деревянные башенки дозорных магов, ров и земляная насыпь — вот и вся защита. За порядок в столице, как и в любом другом городе Каолита, отвечали хранители, и никто лучше не мог справиться с этой задачей.